вперёд, я склоняю голову набок. — Пап, пойми, у меня ведь никого нет. Кроме тебя — никого. Одни кресты на кладбище и сбежавшая мать! — На мгновение прикрыв глаза, я смотрю на него уже другим взглядом. И крепче сжимаю ладонь. — Я не готова тебя потерять. Какой бы якобы сильной я не была, это меня переломит. — Опустив глаза, погладив его ладонь, я улыбаюсь. — Ты ведь не хочешь, чтобы твоя Лиссет сломалась?..

— Два дня, — тяжело потянувшись, он приподнимает моё лицо за подбородок, — максимум неделя и либо ты меня увезёшь, либо я сбегу сам.

— Договорились, — благодарно улыбаюсь я и вижу тёплую улыбку в ответ.

Выписывают меня, конечно, не утром. После двух часов, проведённых с отцом, я ещё час сижу в кафетерии внизу и только когда идеальная, без сколов и трещин, белоснежная чашка кофе подходит к концу, мне звонит Ольга Ивановна и просит подняться за выпиской.

Приятная женщина, в которой чувствуется не пафос, а профессионализм. Поэтому, не смутившись под строгим взглядом, я прошу её номер на будущее. Чувствуя, что эта бы не соврала. Послала Андрей к чёртовой бабушке, наплевав на возможные неприятности, и рассказала бы всё, как есть.

Теперь это главное качество из тех, что я ищу в медике.

Первый шаг наружу даётся не столько тяжело, сколько неуютно. Не проходит ощущение, что все вокруг смотрят, поражаясь моему, редкому в наше время, идиотизму. Осуждают, обсуждают, не понимают. Я вот тоже не понимаю, насколько надо не дружить с головой и собственным здоровьем, чтобы пропустить беременность.

И это только усугубляет осознание вины, лишь припорошенное дружеской поддержкой.

Остановившись у скамьи, я ставлю на неё сумку с ноутом и с вещами. Сегодня прохладно и привезённая Олесей куртка приходится кстати. Покрывшиеся мурашками, руки ощущают лёгкую прохладу подклада, чтобы сразу же согреться. Живот всё ещё ноет, но теперь это надолго, не меньше недели по словам Ольги Ивановны. Которая, узнав о моём неведении, тоже приняла меня за идиотку, пока Андрей не привёз ей мою историю из Преображенской.

Я не видела, но, по обрывкам разговоров медсестёр, нетрудно догадаться что могла ему высказать резкая и честная гинеколог, наверняка, всю жизнь спасавшая таких как я. Вздохнув, заставив себя не думать, я давлю желание просто посидеть на этой скамье ещё пару часов и привычным движением руки достаю волосы из-под кожаной куртки.

Чужое внимание, не рассеянное и надуманное, как пять минут назад, а резкое и настойчивое заставляет обернуться.

Мужчина моей мечты идёт прямо ко мне. В джинсах, пуловере и куртке нараспашку, вызывая зависть, спрятавшихся за угол, чтобы покурить, молоденьких медсестёр. Вот только они не в курсе, что мечта протухла и давно покрылась гнилью.

— Жить надоело?

— Выслушаешь? — Может я бы увидела во взгляде Андрея безмерную вину, тоску и желание удавиться. Если бы хотела смотреть.

— Нет.

Подхватив сумки, я обхожу его и иду в сторону парковки, где вчера оставила свою машину. Кстати, о ней. Не удивлюсь, если и заводиться она тогда отказалась его же стараниями. Вполне в его духе.

— Если захочешь… — начинает он, встав у своей машины, которая, естественно, припаркована рядом.

— Хочу, — бросив вещи в салон, положив локти на крышу и растянув губы в оскале, искренне признаюсь я. — Давно хочу, но никак не срасталось, а тут такой шанс!.. — Не знаю, что там сейчас с моим лицом, но оно ему не нравится, заставляя тревожно нахмуриться. — Тогда в гостинице, после осмотра арендных площадей, я трахнулась с Яном. — Какое же это удовольствие, видеть, как от моей честности у него дёргается уголок губ! — И ещё раз, когда ушла от тебя, узнав о твоих милых шалостях. — И как он с силой сжимает челюсти, не отрывая от меня взгляда. — А теперь живи с этим, милый!

Послав Андрею, полный издевки, воздушный поцелуй, я сажусь в салон и, резко взвизгнув колёсами, выруливаю с парковки.

Квартира встречает меня темнотой, одиночеством и навязчивым желанием больше сюда не возвращаться.

Устало вздохнув, я бросаю вещи на пол, ставлю рядом ноут и, не снимая обуви, прохожу в гостиную. Тёмной-серый полукруглый монстр сложного оттенка стоит, как ни в чём не бывало. Омытый потопом, высушенный «Синусом», стоит на восьми металлических, бронзового цвета, ножках и откровенно плюёт на все мои проблемы.

Как же всё было просто, когда я накачивалась алкоголем после случайной встречи с Яном!

Этот плохой, этот хороший. Одного в постель и душу, другого к чёртовой бабушке. Горько усмехнувшись, я неловко сажусь на диван, положив локти на колени и спрятав лицо в ладонях.

Беременна.

Была.

Как мне это теперь пережить? Я не готовилась, не планировала, да даже не думала, что это может произойти именно со мной. Боялась самой мысли о детях, но ни разу в моей прибабахнутой голове не появилась мысль об аборте. Ни разу. Даже близко к нему не подходила!

Или это наказание?

Или возможность осознать свою неправоту?

Так я осознала. Настолько, что по дороге сюда ловила себя на том, что правая ладонь так и тянется накрыть живот. Там, где со стопроцентной уверенностью больше никого нет. Стала ли я от этого умнее? Как же!

Теперь я точно знаю ребёнок это страшно и ответственно. Или страшно ответственно? В любом случае, страха там большая часть. Тем более теперь, после того, что я знаю.

Потому что чисто технически ни Андрей, ни Инга Владимировна не виноваты. Если отбросить моральную и этическую стороны вопроса, никаких ошибок она, как акушер-гинеколог, не допустила. Ведь тот, первый мой визит к ней не был последним.

Шумно выдохнув, я откидываюсь на спинку дивана, вытянув руки вдоль тела.

Моя вина. Во всём только моя. И плевать, что Ольга Ивановна сухо и кратко объяснила что-то о хромосомных и генетических аномалиях. Вина моя и точка. Это понимала она, это понимала я, это понимали все, кроме Андрея. Но облегчать его мучения я не собираюсь…

И раздёргивать тяжёлые блекаут портьеры тоже.

Не тогда, когда на месте пустоты разливается бескрайнее море отчаяния, захлёстывающее горькими волнами острова вины.