Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй недоуменно выпучил глаза, а потом, распахнув руки, словно медведь, попытался меня схватить. Образцово-показательная «двоечка» его не остановила, амбал только разъяренно заревел и снова ринулся вперед.
Вот тут и пришлось воспользоваться своим средневековым опытом. Ничего похожего на клинок рядом и в помине не было, но дело в том, что одним из важнейших умений средневекового рыцарства являлся рукопашный бой без оружия, эдакая гремучая смесь из борьбы и ударной техники, ничуть не уступающая по разнообразию приемов японским карате или дзюдо и прочим азиатским кунг-фу. Не менее смертоносный и действенный, разве что не такой зрелищный.
Ускользнув в очередной раз из «дружеских» объятий, я пробил громиле в колено, а когда он припал на ногу, врезал локтем в кадык. А потом, поднырнув под руки, запрыгнул сзади на спину и вцепился «замком» в шею, по некоторому подобию двойного нельсона. Как удержался, сам не знаю: урод принялся мотать мной как тряпкой, но через несколько секунд наконец амбал поплыл.
В глазах потемнело, от запредельных усилий потекла кровь из носа, но я сжимал руки до тех пор, пока громадная туша окончательно не обмякла.
Лязгнули засовы на двери. Я попытался встать, но не удержался на ногах и упал на колени. Сил едва хватало, чтобы только дышать.
«Вот и все… – мелькнула в голове спокойная мысль. – Правда, финал вышел смазанный. Сдохнуть в тюремной бане – как-то не комильфо ни для графа Божьей милостью, ни для штабс-ротмистра. Лучше бы японцы прибили на поле боя…»
Но вместо свежих убийц в помывочную влетели армейские офицеры с револьверами в руках. Один из них с ходу засадил рукояткой нагана по башке уже очнувшемуся первому громиле, а двое других бросились ко мне.
Следом за ними в баню ворвалась еще пара офицеров, но уже почему-то жандармский штабс-ротмистр и флотский лейтенант.
– Вы как, Александр Христианович?..
– Вы целы?..
– Ничего себе, да он их обоих…
– Воды!
– Доктора!..
– Свежего воздуха!!! Откройте…
– Да откуда здесь окна – нашатырь тащите!
От поднявшегося галдежа чуть не взорвались мозги, я оттолкнул чью-то руку с едко смердевшим флакончиком и заорал изо всех сил:
– Да заткнитесь вы!
– Живой! – На лице усатого штабс-ротмистра проявилась радостная улыбка.
– Живой… – зло буркнул я. – Чем обязан?
– Александр Христианович! – Ротмистр принял строевую стойку. – Уверяю, все причастные к инциденту уже арестованы! Прошу принять извинения!
Следом за ним с серьезными мордами вытянулись остальные офицеры.
– Допустим, принял. Что дальше? От меня-то вам что надо?
Честно говоря, я заподозрил, что теперь подняли бунт уже офицеры городского гарнизона, но все оказалось гораздо сложней, а если точнее, то совсем непонятно.
Вопросы остались без ответов, штабс только оговорился, что его вместе со товарищи уполномочили перевести меня в другое место для пущего бережения. Отчего, почему и зачем – осталось неизвестным.
А «другое место» оказалось… камерой гарнизонной гауптвахты, это я понял по солдатикам в карауле. Правда, явно не для рядового состава, больше похожей на номер в гостинице средней руки.
Ну а дальше начались уж вовсе чудеса чудесные.
Только я прилег на койку, как раздался осторожный стук, дверь отворилась и пара солдатиков втащила в камеру тяжеленный дубовый стол с резными ножками. А следом за ними на пороге появился напомаженный щеголеватый официант в белоснежной куртке, тащивший за собой столик на колесиках, уставленный до предела судками и бутылками. Я молча уставился на него – слишком уже неожиданным оказался визит.
Официант сдержанно, но почтительно поклонился, жестом фокусника извлек откуда-то скатерть, с хлопком раскрыл ее в воздухе и виртуозно застелил стол. После чего отточенными движениями начал сервировать стол, при этом с французским прононсом комментируя блюда:
– Уха монастырская, тройная… Рябчики а-ля натюрель… Расстегаи с визигой… Консоме…
Закончив с сервировкой, он застыл рядом с перекинутой через согнутую руку салфеткой.
Я окинул взглядом великолепие на столе, а потом поинтересовался у него:
– Ты, братец, часом, камеры не перепутал?
Официант плеснул из завернутой в салфетку бутылки в бокал, после чего уверенно ответил:
– Ни в коем случае, господин Любич.
– А кто распорядился?
В ответ парень лишь пожал плечами: мол, не велено говорить.
– Ну раз так… – Я взял бокал со стола. – Тогда передай сей загадочной персоне мою искреннюю признательность.
Еда оказалась просто восхитительной, особенно после подножного корма на Сахалине, а вино и прочие напитки – вообще выше всяких похвал.
После того как я поел, официант собрал посуду, но почему-то не ушел.
– Что-то еще?
Парень замялся, а потом, по русскому обычаю, в пояс поклонился мне и дрожащим от волнения голосом сказал:
– Спасибо вам, Александр Христианович! Спасибо за то, что отомстили. – Он запнулся и тихо добавил: – У меня брат родной на крейсерах служил и погиб при Цусиме…
Честно говоря, я уже стал подумывать, что зря ввязался в свару с япошками, особенно после такой дикой неблагодарности в ответ, но вот после этой фразы… В общем, слова этого парня разом перечеркнули все сомнения.
Я встал, приобнял его и тихо шепнул:
– Еще не отомстил. Но отомщу с лихвой, будь уверен. Слово даю…
А после того, как официант ушел, визиты посыпались как из рога изобилия.
Следом заявился маленький сухенький старичок типично семитской наружности с торчавшим из кармана испачканной мелом жилетки скомканным портновским метром.
– Ну-с… – Старикан обаятельно улыбнулся. – Таки осмелюсь слегка побеспокоить вас, но оно того будет стоить, уверяю…
После чего принялся измерять меня, скороговоркой бубня себе под нос:
– Что там Парыж? Разве там умеют шить, я вас спрашиваю? Эти прохиндеи умеют только выдумать! А лучше старого Мойши с Подола, что в Егупце, никто не шил! Разве только я, но Мойша сам учил меня! Так-с… что тут у нас… Ой-вей! Хай тому, кто вас так резанул, всю морду попрыщит. Надеюсь, он долго не прожил?
При этом он снял мерки даже с моих ступней, прокомментировав, что это для какого-то Шлемы, которого так некстати разбила подагра.
Закончив с замерами, он торжественно пообещал:
– Таки через три дня все будет готово!
– И даже без примерки?
– Молодой человек… – Портной скорбно покачал головой.
– Понял. – Я невольно улыбнулся. – Уж извините, ради бога…