– Почему я? – спрашивала иногда она. – Почему ты выбрал меня?

– А почему ты выбрала меня?

– Я выбирала подвал и тишину.

– В отличие от тебя у меня не было и этого выбора. – Потом Гэврил говорил, что если ее отец узнает об их дружбе, то скорее всего избавится от одного из них.

– Это не дружба. Я все еще не доверяю тебе. – Ясмин смолкала и могла часами смотреть на ремни, которые сдерживали Гэврила, на стальную дверь в его келью.

Когда Мэтокс приходил, чтобы накормить его донорской кровью, купленной в порту, или чтобы взять кровь Гэврила для своих ночных феерий, Ясмин предпочитала находиться подальше от этого места, уходила из дома. «Это неправильно, – думала она. – Мы не должны так жить».

– Так почему бы в этом случае тебе не отпустить меня? – спрашивал ее Гэврил.

– Потому что я боюсь тебя.

– Но разве ты не жалеешь меня?

– Думаю, ты убьешь всех нас, если я отпущу тебя. Убьешь за то, что сделал с тобой мой отец.

– Тебя я не убью.

– Но он все еще мой отец. Как бы там ни было, я люблю его.

– Ты бы могла любить меня.

– Не надейся. Я никогда не стану твоим слугой…

После подобных разговоров они не общались месяцами. Ясмин не заходила в подвал до тех пор, пока в дом не приезжали гости, от которых ее начинало тошнить. Особенно от их ночных посиделок. Но когда в подвале ждал ее недружелюбный Гэврил, ненависть которого была так сильна, что и во сне Ясмин чувствовала ее, оставалась лишь улица, на которой Ясмин могла представить себе, что она самая обыкновенная, завести пару друзей, парня.

Но с ними все было так же сложно, как и с гостями родителей. Все казалось глупым, примитивным. Особенно наивные мечты и надежды. Особенно воспоминания о детстве. Ясмин видела их, изучала и вдруг понимала, что завидует их глупому детству, которого у нее никогда не было. Сейчас ей казалось, что она никогда и не была ребенком. По крайней мере, у нее никогда не было детского неведения, детской доверчивости. Она видела этот мир всегда чуть иначе. Она, ее брат, ее отец. Даже мать, после длительного употребления крови Гэврила. И неважно, хотела этого Ясмин или нет. Это просто было. Хотел ли Гэврил быть тем, кем он был? Просто так решила природа. Но вот превратить его в сосуд для крови решили люди и генетическая ошибка по имени Эмилиан, которого видела в воспоминаниях отца Ясмин. Она и Гэврил. Они оба были заложниками этой семьи.

Иногда Ясмин снилось, как Гэврил вырывается из своих пут. Он идет по дому и несет смерть. Ясмин ждет его в своей комнате. Он отрывает ей голову и бросает вниз по лестнице. Ясмин еще жива. Она катится, перескакивая через ступени, потом замирает внизу, может лишь смотреть. Не двигаться, не дышать, не говорить. Когда она просыпалась, ей казалось, что рано или поздно эти сны станут явью. Невозможно пленить древнего. Он найдет лазейку. И тогда смерть наполнит этот дом. Ясмин бежала от этих мыслей, бежала из дома. Но на улицах было не лучше.

Вместо детской наивности, вместо детского неведения, она видела то, что находилось за ширмой сверхлюдей, которые собирались в ее родном доме. Конечно, в последние годы их игры вышли на новый уровень. Они стали чем-то божественным, воздушным. Но вначале все было намного проще – плоть и моральный распад. В воспоминаниях Гэврила Ясмин видела, как нечто подобное происходит со слугами вендари. Год за годом, сохраняя свежесть тела, они стареют изнутри, выгнивают, разлагаются. «Хорошо еще, моя семья никого не убивает», – думала Ясмин, но и того, что она видела в их жизни, особенно когда была ребенком, хватало на то, чтобы испытывать трудности в общении с одногодками, которые вырастут, состарятся и умрут, в то время как она будет жить вечно. Чтобы решить эту проблему, Ясмин перестала пить кровь вендари.

– Больше ни капли, – сказала она Гэврилу, спустившись в подвал.

Он долго смотрел ей в глаза, затем неожиданно рассмеялся. Ясмин вздрогнула, отступила на шаг назад. Ей показалось, что именно сейчас наступил тот день, когда Гэврил вырвется из пут и принесет свою праведную месть в этот дом. Смех вендари неожиданно стих. Гэврил закрыл глаза. Больше часа Ясмин смотрела на него, но он притворился, что спит. Притворился так же, как делал это, когда к нему приходил отец Ясмин, ее мать или брат.

– Я приду завтра, – пообещала ему Ясмин, но и на следующий день Гэврил не обратил на нее внимания. И через неделю, и через месяц. Дружба кончилась, прервалась. Древний и мудрый. Единственный друг. Он оставил ее, предал, бросил…

Пытаясь избавиться от пустоты потери, Ясмин завела несколько новых друзей. Первый парень, с которым она начала встречаться, был таким скучным и необразованным, что ей пришлось бросить его через пару дней. Второй был лучше, но его бурные подростковые фантазии не вызывали ничего, кроме отвращения. И еще эти сны, в которых Гэврил высвобождался из своих оков и нес смерть. Древний, разгневанный Гэврил. Несколько раз Ясмин спускалась в подвал и пыталась снова подружиться с ним, но он игнорировал ее, притворяясь не то мертвым, не то спящим.

– Я не такая, как мои родители, – говорила ему Ясмин. – В отличие от них мне не нужна твоя кровь. Я не хочу у тебя ничего брать. Наоборот. Я могу кое-что предложить тебе. Свою дружбу. Свое понимание…

Но глаза вендари оставались закрытыми. Лишь сны становились более детальными. Сны о смерти. Сны, в которых Ясмин иногда видела себя на месте Гэврила. Ее держали связанной долгие годы и выкачивали кровь. Все больше и больше крови. Ясмин видела, как мать, отец или брат из ее другой, оставшейся где-то за пределами сна жизни, приходят в подвал. В их мыслях ничего нет, кроме желания получить ее кровь. И так шестнадцать долгих лет. Нет, Ясмин не собиралась прощать. Она ненавидела их. И чтобы не сойти с ума, можно было лишь лежать, скованной ремнями, и строить планы мести.

– Мы должны отпустить Гэврила, – сказала Ясмин своей матери, как только проснулась. – Мы не имеем права так поступать с ним.

– Он убивал людей. Тысячи лет. Ты забыла? – спросила Клео.

– Но мы не он.

– Перестань бунтовать. Ты слишком умна для этого.

– Я не бунтую!

– Значит, у тебя просто переходный возраст. Заведи парня, и все пройдет.

– Не хочу парня.

– Ну, тогда заведи себе девушку, если так… Не очень, конечно, хорошо, но…

Она еще что-то говорила, но Ясмин уже бежала прочь. Ее как всегда не слушали. Даже мать, которая никогда не видела ее мысли. Отцу и брату Ясмин никогда не позволяла заглядывать себе в голову. Но если бы они и видели то, о чем она думает, все равно бы ничего не поняли. Она одна в этом мире. От отчаяния хотелось кричать так сильно, что Ясмин начала задыхаться…

На улице было холодно, и Ясмин не придумала ничего лучше, как пойти к своему парню, с которым планировала порвать. Она не хотела ему ничего говорить, но слова не могли больше оставаться в ней. Речь Ясмин была сбивчивой, и ее парень мало что понял, но она успокоилась, подумала, что мать отчасти была права. Может быть, действительно виной всему гормоны…