мой брат начал переписываться с королевой Евгенией, сначала как Чезаре, а затем уже от своего имени.

– И бокал вина, который всегда был у Чезаре в руке, оказался идеальным сосудом для яда, – говорит Беатрис. – Но почему доза была такой маленькой? Ты могла бы убить его куда быстрее.

– Это было заманчиво, – признается Жизелла. – Но, во-первых, это вызвало бы подозрения, а Николо был виночерпием, и на него подумали бы первым. С другой стороны, нам самим требовалось это время. Прежде чем убить Чезаре, нужно было убедиться, что Николо поднялся при дворе достаточно высоко, а безумный король оказался столь же управляем, сколь и опасен.

– Если бы вы подождали, пока я стану королем, я бы повысил положение Николо. При дворе не было никого, кроме Эмброуза, кому я доверял бы больше, чем вам, – говорит Паскаль, и Беатрис с удивлением отмечает, что он разгневан – еще не кричит, но его голос ближе к этому, чем когда-либо.

– В том-то и дело, – говорит Жизелла, встречая его пристальный взгляд. – Как думаешь, сколько бы ты продержался на троне? Дни? Недели? Возможно, с помощью Беатрис этот срок стал бы длиннее, это я признаю. Но в конце концов ты бы пал, и мы – вместе с тобой. Из тебя вышел бы ужасный король, Пас. И ты бы возненавидел каждый день такой жизни. Так что да, мы выбрали другой план. Тот, в котором участвуют яд и Евгения.

Паскаль не отвечает, и Беатрис кажется, что лучше бы Жизелла продолжала лгать. Она делает шаг вперед, снова привлекая к себе внимание пленницы.

– Скажи мне, ты же хочешь выбраться из этой камеры? – спрашивает она.

Жизелла пожимает плечами, изображая безразличие, но Беатрис замечает в ее глазах вспышку тоски.

– Я уверена, что это случится довольно скоро. Николо договорится о выкупе.

– Судя по тому, что ты сказала – или, скорее, чего не сказала, – мне не показалось, что у него осталось много сил, чтобы торговаться, – размышляет Беатрис, и молчание Жизеллы подсказывает ей, что она попала в точку. – Николо будет слишком занят спасением собственной шкуры, чтобы думать о тебе.

На самом деле Беатрис в это не верит. Жизелла и Николо преданы друг другу больше, чем кто-либо другой. Но она видит, что ее слова находят отклик, и уверенности во взгляде Жизеллы остается все меньше.

– Я предупреждала тебя, что все так и будет, разве нет? – продолжает Беатрис в ответ на молчание девушки. – Ты высоко забралась, но теперь предстоит долгое падение, и найдется немало людей, которые будут только рады подтолкнуть тебя к краю.

– Включая тебя? – огрызается Жизелла.

– О, в первую очередь, – говорит Беатрис, но затем делает паузу. – Но не сегодня.

Жизеллы сжимает челюсти.

– Зачем ты здесь? – спрашивает она.

Беатрис и Паскаль обмениваются взглядами.

– Ты сама готовила яд для короля Чезаре? – спрашивает ее Беатрис вместо того, чтобы дать ответ.

– Да, сама, – отвечает Жизелла настороженно.

– Это было умно, – признает Беатрис. – Использовать молотые яблочные семечки. Даже если бы кто-то целенаправленно искал яд, на это вещество он вполне мог просто не обратить внимания.

– Но ты его все же обнаружила, – отмечает Жизелла.

– Моя сестра его обнаружила, – поправляет Беатрис.

Дафна всегда разбиралась в ядах лучше Беатрис, но девушка знает, что не может просить сестру о помощи в этом деле.

– Если бы нужен был другой яд – тот, который убивал бы быстрее, но оказался таким же незаметным, – что бы ты предложила использовать?

Брови Жизеллы слегка приподнимаются, но в остальном выражение ее лица сохраняет безмятежность.

– И кто же будет целью? – спрашивает она.

– Не ты, – отвечает Беатрис. – И это все, что тебе нужно знать.

Жизелла поджимает губы.

– Мне нужно знать кое-что о цели, чтобы рекомендовать подходящий яд. Возраст, вес, особенности здоровья.

Беатрис не знает точного ответа на первые два вопроса, но рискует высказать пару предположений:

– Здоров, редко болеет.

– Если он часто пьет, подойдет та же смесь из яблочных косточек, которую я использовала с Чезаре. Возможно, придется увеличить дозу, чтобы убить твою цель быстрее, но тогда и обнаружить ее будет легче.

– Этот яд действует слишком медленно. Все должно произойти меньше чем за неделю, – перебивает Беатрис.

Жизелла пристально на нее смотрит.

– Ты просишь невозможного, – говорит она.

Беатрис выдерживает ее взгляд, не моргая.

– Тогда, полагаю, ты умрешь в этой камере, – говорит она.

Жизелла поднимает подбородок.

– А если я расскажу кому-нибудь об этой беседе? – спрашивает она.

– Тогда ты умрешь здесь же, но быстрее, – отвечает Беатрис. – Может, у меня и нет таких познаний в ядах, но есть две мои руки и довольно много кинжалов.

Жизелла пытается скрыть свой страх, но Беатрис видит, как он мелькает в ее глазах.

Отлично, думает она.

– Я скоро вернусь и надеюсь, что к этому времени на тебя снизойдет озарение, – говорит Беатрис, прежде чем они с Паскалем снова оставляют Жизеллу одну.

Дафна

На следующее утро после того, как Дафна с Клионой обсудили личность Леви, они продолжают свой путь на восток. Дафна пристально наблюдает за юношей, пытаясь вспомнить детали тех портретов короля Леопольда, что она видела. Она никогда не разглядывала их так внимательно, как портреты Киллиана. В этом не было смысла, ведь их пути никогда не должны были пересечься. Да, Софрония стремилась узнать о нем как можно больше, но у Дафны и без того было достаточно забот. Она помнит, что он красив, что у него волевой подбородок и широкая улыбка, из-за которой он больше напоминает щенка, чем принца, которым он был в то время. Она вспоминает, что никогда не понимала, почему Софрония так потеряла из-за него голову и краснела, перечитывая его письма по десятку раз каждое, – иногда до тех пор, пока бумага не начинала рассыпаться прямо у нее в руках.

Наблюдая за Леви, едущим впереди нее и погруженным в беседу с Байром и Клионой, Дафна ищет сходство между юношей на портретах и тем юношей, что сейчас перед ней. У него другие волосы – длиннее и темнее, – но это не главное отличие. Ей требуется всего мгновение, чтобы понять, в чем именно заключается разница: он больше не напоминает щенка. На каждом портрете, что она видела, Леопольд казался жизнерадостным даже тогда, когда пытался выглядеть серьезно, и его глаза искрились вне зависимости от того, улыбался он или нет.

Однако теперь эти искры исчезли из его глаз. Он напоминает скорее грозовую тучу, чем щенка, и его чаще можно увидеть нахмуренным, чем улыбающимся.

Но это он. Чем больше