— Ты не понимаешь. — Я зевнул ей в лицо. — Ты слышишь, но не понимаешь. Я пытался докричаться до тебя целый год, теперь попробуй докричись до меня. Ты мне все время что-то доказывала, я много чего переосмыслил, даже то, над чем посмеивался скептично. Наша совместная жизнь превратилась в доказывание. Мы как-то говорили с тобой на эту тему, вися в окне на двадцатом этаже. Я думаю, ты помнишь тот разговор.

«...если когда-нибудь при тебе я променяю тебя на другого...»

«...ты все хорошо понимаешь, и «при тебе» — не ключевые здесь слова...»

— Теперь я докажу тебе кое-что сам, — холодно закончил я. — То, что пытался до тебя донести, а ты смеялась. Сегодня наша последняя совместная ночь.

— Я докажу тебе обратное, — засмеялась она в ответ смехом, который я более всего ненавидел. — Ты плохо знаешь меня, мой мальчик, хотя и прожил со мной год. Ты ни хрена не понял, котик мой. Тебе никуда от меня не деться, я всегда буду рядом, пока хочу этого. Твое мнение не имеет значения…

— Блажен, кто верует. — Я повернулся к ней затылком и сомкнул глаза в намерении уснуть. — Уверенность — это хорошо. Но я все сделаю, чтобы переиграть тебя.

— В противном случае я убью тебя. — прошептала Сашенька, обнимая меня сзади и медленно целуя в шею.

«...или доведу до сумасшедшего дома, любимый...»

— Зло, — ответил я через плечо, — и зря.

— Как бы там ни было, влюбленная женщина способна на все, а я не просто рядовая женщина, мой дорогой. — Ее горячее дыхание, точно раскаленный воск, влилось в мое ухо.

— Теперь здесь живет цинизм, детка. — Мне начало казаться, что мой разум погружается в сон.

Странное облегчение поселилось в душе, словно все происходящее касалось не меня, а некоего киногероя. Тонкая пленка льда покрыла голову, сердце, мозг, руки, я даже не слышал своего сердцебиения, не чувствовал пульса.

— Родик. — шептал мне на ухо дьявол. — Ну прости меня. Все не так, как он тебе рассказал. Он же любит меня, он расскажет тебе что угодно. Зачем ты веришь ему?

— Тонкая материя доверия, — шепчу я сквозь сон. — Она, как паутинка, она даже нежнее и тоньше. Когда вы лежите в ней оба и держитесь за руки, нужно приложить все усилия, чтобы не разорвать ее, потом эту зыбкость не склеить… Твои интриги не уходят в никуда, они как зарубки, я не хочу о них думать, но они саднят в самые замечательные наши с тобой минуты.

«...мы забудем все это...»

— Прекрати!.. — За моей спиной плакали.

— А потом паутинка рвется, и все, что было, летит в никуда.

— Ненавижу тебя.

— Оставь при себе свое плохое настроение. Давай спать.

— Ты не уйдешь завтра?

— Я уже ушел. И оставил тебе в кровати свою тень, чтобы тебе не было грустно.

«...понимаешь меня?..»

— ты.

Я засыпаю.

Я слушаю сквозь сон, что моя горячо любимая демоническая девочка говорит что-то удивительно добрым голосом. Она корит себя, она возвышает меня, она говорит еще нечто, чего я уже не могу разобрать.

Я просто сплю.

Сон прекрасен, как психический ластик. Он стирает все плохое, и, пока тебе не начали сниться стрессовые кошмары, вызванные длительностью и яростью переживания, он абсолютно необходим. Во сне я забыл то, что произошло.

Мы проспали опять ненормально долго. Видимо, разум, предчувствуя продолжение зла, не желал просыпаться. Во сне мы неистово обнимались, иногда даже целовались. Сашка воспринимала все это как перемирие, как свою победу.

Я же во сне вернулся к состоянию «до», и, когда глаза мои с трудом распахнулись, они долго моргали, довольствуясь тем редким ощущением, когда в голове отсутствуют мысли. Мозг, наверное, боялся думать, потому что, как только он начал, в душе у меня похолодело и сердце сжалось в кровавый комок.

Я вспомнил.

«...я потерял Сашку… "

С утра все привиделось тяжелее, чем мнилось, глядя на ночь. Может, вечером кровь перенасытилась адреналином и я, отупев, плохо чувствовал происходящее. Оно грызло гранит моего силового поля, но добраться до меня не могло, а сейчас я был вне психологических костюмов, а соответственно — беззащитен.

«...ее больше нет... "

Боль нахлынула агрессивной стеной и в прямом смысле задавила мое полусонное существо.

Я попробовал предположить, что мне все приснилось, но красочность воспоминаний и детальное воспроизведение диалогов в голове пели песню об ином.

Дрожащими руками я отыскал сигарету, ноги мои понесло на кухню, где в холодильнике я нашел ледяную бутылку коньяка и большой лимон. Со скоростью мысли я отправил в себя серию глотков, желая отвлечься от мирского. Стало чуть легче и гораздо теплее.

Я глянул на пол и оторопел: доступная взгляду плоскость оказалась усыпана черными ровными пятнами, их проявилось так много, что общей совокупностью все это выглядело элементом дизайна. Там же я увидел клочок бумажки, которую машинально поднял и узнал то самое письмо человеку, которым она будет через десять лет.

Я просмотрел заново его несложную суть, и на глазах моих проявились слезы.

В кармане моем в приступах вибрации затрясся сотовый, я достал его и прочел:

«…я люблю тебя…»

Сообщение веяло теплом, но рядом с ним имелась приписка — уведомление о пересылке и номер телефона, который я тут же стремительно перенабрал и следом, услышав мужской голос в туманном нигде, отключил.

Меня затрясло, шизофреническая рябь холодной прытью пробежала по моему разуму, глаза мои налились кровью и разлились прозрачной слезой. Я выпил еще, затем еще, заел половиной лимона и не почувствовал ни жидкости, ни фрукта.

Глаза обратились к странным пятнам, что, казалось, прибывали на глазах. Я присел на корточки и ткнул в одно из них пальцем, все еще подозревая, что это вездесущая жвачка. Палец ушел в никуда, пятно было дырой в полу, которую словно заткнули кусочком ночи.

Я попробовал на ощупь другое пятно, потом еще одно. Все повторилось.

Меня не удивило происходящее, в нем было не без логики. Мой мир, такой упорядоченный в последнее время, склеенный остро пахнущей субстанцией любви, начал на глазах крошиться в бесполезную пыль.

Я перечитал еще раз письмо человеку, которым она планировала быть через десять лет, затем я еще раз посмотрел сообщение в телефоне. Потребовался еще алкоголь. Он будто улетал в никуда, я не чувствовал ничего, кроме тепла, и лимон по-прежнему был лишен вкуса.

Я набрал тот номер. Отозвался незнакомый человек, который долго не мог понять, что мне нужно. А когда понял, мы проговорили с ним около часа и выяснили массу демонических подробностей.

В душе моей пустело с каждым откровением, мозг отказывался вязать все это в один смысловой узел со спящим за стеной человеком.