Мы рассоединились, говорить стало не о чем.

Ноги понесли меня в комнату.

Сашка не спала и без единой нитки лежала поверх одеяла. Пальцы ее управлялись с сигаретой, лицо выглядело умиротворенно-печальным.

Размашисто я распахнул шкаф, руки мои выдернули чемодан, который я принялся ожесточенно и хаотично собирать.

— Что ты делаешь? — робко спросила она спустя несколько минут моих манипуляций.

«...ты не видишь?..»

«...не делай этого, я ведь люблю тебя...»

«...я не знаю тебя… я не знал тебя такой…»

«...о чем ты?..»

«...у меня ощущение, что тебя где-то когда-то подменили...»

«...это же я...»

«...я хочу узнать, где это произошло. куда я пришел с моей девочкой, а ушел с демоном...»

«...ты бредишь...»

«...может быть, моя девочка еще там, наверное, ей нужна моя помощь...»

«...ты меня пугаешь...»

«…ты — это не она, она была чистым прекрасным человеком, а тебя я не знаю...»

«...прекрати!..»

Я резко разворачиваюсь и начинаю говорить, слова мои, точно пули, они пропитаны ядом и со смещенным центром тяжести.

Мы продолжительно выясняем отношения, иногда срываемся на крик, иногда говорим, не издавая звуков, но диалог не прекращается ни на секунду. Иногда она становится собой и начинает огрызаться, пытается убедить меня, что все выглядит не так, как я представляю, но это-то как раз уже лишено всякого терапевтического смысла. Чаще она просто скулит и просит простить ее, демоническое лицо непрерывно линуется слезами, но меня это уже не трогает. Мои глаза давно живут своей жизнью.

— Все не так! — визжит она, когда чемодан собран, я начинаю погружаться в верхнюю одежду. — Ты сам все это выдумал, ты говорил не с тем человеком. Это есть только в твоей голове, на самом деле этого нет!

— Сколько живу на свете, столько замечаю, что когда кажется, всегда так и есть, — как-то отрешенно, но убежденно повторяюсь я. — Кажется — это и есть шестое чувство, научиться слышать его — значит правильно трактовать свое «кажется». После того как ты поступил иначе, в тебе появляется досада, будто ты был уверен, что необходимо было поступить наоборот, но по непонятной причине поступил так, как поступил. Нужно доверять своему «кажется», по крайней мере обращать на него внимание… Иногда только оно способно рассказать правду. Я ухожу.

«...никогда и ни в чем я еще не был так уверен...»

— Но почему? — Голос ее дрожал, слова едва различались.

— Существует три проверки, которые устраивает женщина, — отозвался я, направляясь к двери. — Она думает, что это проверки мужчины, но в первую очередь это проверки ее самой. Проверка красотой, когда она использует свою силу, чтобы прибрать мужчину к рукам. Проверка любовью, когда она погружает их обоих в котел эмоций, где оба кипятятся, стяжая свое счастье. И проверка изменой, когда либо она есть, либо ее нет. Точнее, когда есть условия, но последнего нюанса, той самой трещины — нет!

— Какой трещины?! — кричит она мне в спину.

— В котле!

Жуткий вой раздается у меня за спиной.

Я молча тереблю замки, желая поскорее покинуть это пространство.

— В каком котле?! — выдавливает она сквозь плач.

— Эмоций!

«...тебе незнакомо это слово…»

— … — плачет она оглушительно.

— Мы не прошли с тобой эту проверку, а потому — акоп.

— Подожди. Мы можем притвориться, будто мы только встретились. — Она обхватывает меня руками и так приковывает к себе.

— Не можем. Акоп, — судорожно тереблю я замки, но они не поддаются. Я пытаюсь опять и опять, Сашка висит на мне всем своим вкусно пахнущим голым раскаленным телом, не переставая громко плакать, а дверь бездушно не поддается.

С трудом я отдираю от себя маленького дьявола, сажаю его голой попой на пол и решительным шагом иду к телефону. Я чувствую, что это ее проделки, но настроен выбраться любыми способами, даже если придется вызвать службу спасения или пожарных.

Телефон предательски молчит, в нем нет ни гудков, ни каких-либо других звуков, а его электронное табло жизнерадостно мерцает обычными знаками.

— Выпусти меня. — с металлом в голосе цежу я. — Я все равно уйду.

— Нет. — мотает она головой. Ее лицо от слез подурнело, вид ее слегка безумен. — Ты останешься здесь со мной…

«...ты — мой...»

Я делаю шаг в ее сторону — и теряю координацию. Одна из дыр в полу оказывается настолько большой, что в нее по колено проваливается моя нога. Я не чувствую стопой ничего, нога висит в свободном пространстве, эксперимента ради я даже болтаю ею в нигде.

— Что это? — Глаза Сашки широко распахиваются, казалось, она только начинает замечать великое множество пятен. — Это ты сделал?

— Интересно, как? — хмыкаю я и отправляюсь на кухню. Чемодан и пальто остаются в прихожей, там же жалобно и театрально всхлипывает моя демоническая девочка.

Меня сейчас интересует исключительно коньяк. Я сажусь на стул и начинаю с небольшими интервалами поглощать жгучие порции — одну за другой. Даже безвременная кончина лимона не способна остановить меня.

Мне тяжело оставаться в этих стенах в разумном состоянии. Они давят, они в один миг стали совсем чужими, меня раздражают всхлипы в прихожей, и я ни на грамм в них не верю.

Я поглядываю в окно, помня, что нахожусь на шестом этаже и тут нет балкона.

Почему-то вспоминаются ее слова:

«...я знаю, как ты умрешь...»

«...этого не знает никто...»

«…ты покончишь жизнь самоубийством… прыгнешь из окна...»

«...невероятно...»

«...и разобьешься на мелке осколки, а я буду собирать их с асфальта и плакать...»

Пустота внутри меня говорит, что это не будет больно.

«...больно, когда ты полон жизни, энергии, счастья, любви, а когда внутри пусто — это как раздавить шоколадное яйцо в руке», — утверждает она огромным ртом.

Но я тут же уверяюсь, что это не мои мысли: я не могу убить себя, я слишком люблю жизнь. Кроме того, это будет ее победой, а я не хочу доставлять ей такое удовольствие. Я буду жить и этим отплачу ей более того.

Я выпиваю еще, и мне становится жарко.».хочу смены декораций...»

«...но дверь заперта, ее предали замки.»

«...хочу отрыва...»

«...отрыв — отрыву рознь, в особом смысле и окно — отрыв...»

«...хочу отрыва от земли...»

«...мои ли это мысли и что все это означает?..»

«...хочу прыгать выше головы...»