* * *

Я много и хорошо готовлю, и мне пришла в голову мысль дать Габ в руки камеру, чтобы я показывала, как готовлю по своим рецептам, задолго до того, как появилась мода на кулинарные телепередачи. Для выпуска про баранью лопатку я надела на свою собаку Бетти куртку из овчины, сделала вид, будто стреляю в нее из пистолета, и она легла; для передачи про утку я попросила Лу, Романа и друзей Лу, сыновей Габриэль, спрятаться за кустами и подбрасывать вверх перья из распотрошенных подушек, а я появлялась с утками и жарила их; я поймала лосося в Абере, рядом с домом в Бретани – конечно же, я купила его в супермаркете, а люди опомниться не могли: «Сколько же в нем килограммов?» – я очень хорошо играла, он у меня бился в сетке, я никогда не играла так хорошо, как в своих кулинарных передачах, а позже мы так и не сообразили выложить их в интернет…

* * *

Выходишь на сцену и видишь грустные лица музыкантов… я спрашивала себя, кто из них уже знает. Техники остаются без работы, потому что я не сумела привлечь людей. Если люди меня не хотят, я больше никогда не буду петь, зачем настаивать? Гордость, уязвленная тем, что надо давать интервью перед поездкой в Марсель, хотя я прекрасно знала, что в Марсель мы не едем, что все кончено. Я видела ширмы, установленные для того, чтобы уменьшить размер зала, чтобы не видно было, что он не заполнен, я все поняла.

Они все пели «Марсельезу». Никогда не забуду девушек, со слезами на глазах говоривших мне, что ради этого стоило стараться. Я сказала музыкантам, что мне очень жаль, и сама расплакалась.

* * *

Лиссабон

Позвонила Шарлотта. Зази умерла… Шарлотта с Иваном поживут у меня, я от этого в восторге. Пишу это в ожидании их фильма «Love, etc» («Любовь плюс…»)! Беби Шарлотты размером с маленькую ладошку, так странно. Надеюсь, она не слишком сильно горюет по Зази. Они ищут квартиру в Шестом округе. Какое счастье для меня ребенок, Бен, счастье – и еще Тигр, который мне становится все более дорог. И наши отношения не похожи на все то, что я знала раньше. Дом 19 по улице Жакоб – на самом деле наш дом. Если бы только я была на десять лет моложе – знаю, для него так было бы лучше…

* * *

Декабрь. Луксор с Оливье Роленом

Сегодня утром ко мне постучался Али. Я чуть приоткрыла дверь, и он подарил мне розы из своего сада. «Вчера вечером я был не в себе», – сказал он, а потом заладил: «Моя подруга то, моя подруга сё, а вам все равно, а моя подруга…» Я сказала ему, что через десять лет он стал бы со мной очень несчастен, и лучше бы ему оставаться со своей новой женой. По его пыльной щеке скатилась слеза, и я поняла, что он, конечно, пьян в стельку, но, кроме того, и обижен тем, как отстраненно мы с Оливье держимся; когда я приезжала с папой и мамой[223], вела себя очень ласково. Помню, я говорила ему, что буду учить арабский, а его стану учить английскому. Сегодня утром он был никуда не годный, просто привез нас и высадил, перед тем предложив пообедать на одной из его восемнадцати фелук. Он показал мне крокодила, которого ткнул палкой, чтобы тот побежал к нам. Один из них съел его друга, когда ему было шесть лет, так что о крокодилах у него не лучшее мнение!

Закат над Нилом, маленькие парусники плавают вокруг нас, как белые облака на розовом небе. Мы с Тигром ели фаршированного голубя, запивая шампанским, праздничный торт и гиппопотама, купленного на суданском базаре. Вчера вечером мы слегка поругались из-за Лу и из-за того, что он болен. Он сказал, что ему слишком поздно учиться быть вежливым, когда он себя чувствует хуже некуда.

Мы с Тигром, как пара колибри, отправились посещать гробницы. Олив со своим синим путеводителем и очками на носу выглядит симпатичным профессором, как заметил один из гидов. Вчера я потащила его смотреть «звук и свет», похоже, у меня напрочь вылетело из головы, как бесконечно много он знает! Снова явился Али, и мне придется идти в деревню к его маме, иначе он обидится, и она тоже, это уж точно. Он сидит, закутанный в синее покрывало, и выглядит это очень красиво. Думаю, на самом деле он не бессердечный, хоть и выглядит проходимцем.

Так вот, день рождения был наполнен нежностью. Думаю, что ужас, оттого что тебе полвека, был чисто психологическим. Так что Оливье ужинал с циклопом! Сегодня вечером я получила чудеснейшие сообщения от девочек. Я чувствовала себя совершенной египтянкой, меня осыпали похвалами в мое отсутствие. Кейт прислала факс, Лу три часа ждала вместе с подружками, чтобы спеть мне поздравление, а Шарлотта весь день дозванивалась и в конце концов попала на Оливье. Но было слишком поздно – я вырубилась после снотворных и алкоголя.

* * *

20 декабря

Бедный Дерк, голос у него грустный, интонация нежная и бесхитростная, «видишь ли, я парализован…» – сказал он мне.

* * *

Я снималась с Дерком Богардом в одном фильме у Тавернье, «Daddy nostalgie» («Ностальгия по папочке»), может быть, это одна из лучших моих работ, с Дерком мы потом подружились, я всегда с ним виделась, когда приезжала в Лондон, позже Габриэль каждый день его навещала, до самой его смерти. Благодаря Би, жене Эндрю, Тавернье смог с ним встретиться, хотя Дерк говорил, что больше сниматься не станет. Он был очаровательным и сложным, иногда я не понимала, в чем дело, а потом Би рассказала мне, и я поняла, как он горевал из-за того, что покинул юг Франции, и из-за мучительной смерти его друга, и из-за того, что ему пришлось бросить своих собак и вернуться в Англию, которая вспомнит о нем, очень популярном в те времена, когда он снялся в роли самого любимого киношного доктора, в «Doctor in the House» («Доктор в доме»). Его знаменитый итальянский и французский период, до «Смерти в Венеции», был известен интеллигенции и элите кинолюбителей, но только со своими книгами, со своими автобиографиями, начав писательскую карьеру, он был посвящен королевой в рыцари, стал сэром и провел славную осень жизни в Лондоне.

На съемках «Daddy nostalgie» Дерк называл Шарлотту «Carrare», как мрамор, и