Регина восприняла его вздох иначе. Она поёрзала на кровати, снова хороня лицо в одеяле, и сдавленно выдала:

– Всё плохо, да? Я умру?

– Регина Денисовна, с чего вдруг такие мысли? – сжав зубы, выдавил Стас.

– Врачи сказали, что, если в желудок действительно попал яд, мне нужно наблюдение. Может стать хуже. А в больницу мы не поехали. Значит, всё плохо.

Стас закатил глаза. Господи, что за гениальный мозг у этой девочки-катастрофы? Он решил оставить её дома, в комфорте, а не тащить неведомо куда в набитую палату «отравленцев», а клиентка восприняла это, как смертный приговор.

– Ты не умрёшь. – Слова сорвались с губ сами, они почти не были приправлены логикой, зато шли от души. – Если сразу не подействовало, то после такого яростного промывания желудка точно не станет проблемой. Какое, к чёрту, умрёшь? Максимум поблюёшь ещё пару дней. И вообще, в еде вообще могло ничего не быть.

Запоздало пришло осознание, что, задумавшись, он успел подсесть к Регине ближе… и панибратски обратился к ней на «ты». Сколько уже? Два раза? Три? Остаточное волнение ещё проблескивало где-то на границе сознания, заставляя совершать странные поступки. Он мысленно подобрался.

– Правда? – жалобно пискнула она. – Но вкус был немного странный, я не задумывалась об этом, пока не увидела… эту… записку…

– Странный вкус – не обязательно яд – хмыкнул Вероцкий. – Но можешь позвонить своему боссу или сводному брату, сообщить им о скорой смерти.

– Что?! – Девочка-катастрофа вынырнула из-под одеяла и уставилась на него огромными испуганными глазами. – Позвонить и рассказать? Им? Нет-нет-нет! Ни за что!

Стас покачал головой. Конечно, её не удивило, что он так спокойно рассуждает о сводном брате, даже не заметила этого (хотя Влада она не представляла), зато сколько эмоций вызвала возможность того, что они узнают о происшествии. Надо же, сама добродетель!

Мысль неприятно кольнула, но Вероцкий постарался запихнуть её поглубже. Не до того сейчас.

– Сергею Всеволодовичу всё равно придётся доложить, – покачал головой Станислав.

– Нет! Ни Сержу, ни Владу, ни маме, никому! – выпалила Регина, окончательно подскакивая.

Она поймала руку телохранителя, умоляюще обняла её обеими ладонями, едва не прижимая к мягкой груди. А нет, прижимая. И белья под тонкой пижамой явно не было, это Вероцкий успел заметить уже давно. Стас вздохнул, кончиками пальцев ощущая исходящий от тела Регины жар, но место возбуждения тут же заняло волнение: секундочку, жар? Отчего температура поднялась?

– Не нужно рассказывать! Если что-то случится, то да, обязательно, но если нет… зачем им знать? – продолжала паниковать Регина. – Того, кто это сделал, всё равно не найти, а…

– Найти, – упрямо бросил Стас, не сводя взгляда со сжимающих его ладонь рук.

Тонкие пальцы, несколько серебряных колец с мелкими камушками – по крайней мере, он надеялся, что это серебро, а не платина, – и ногти, которые ещё сегодня днём были идеально длинными, а теперь наполовину сломанными: длинный безымянный и неровные, щербатые огрызки указательного и среднего. Борьба с возможным ядом не далась легко.

Да, найти возможно, хотя бы частично. Сегодня служба доставки уже закрылась, но с утра Стас обязательно постарается до них дозвониться. Или съездит. Или ворвётся. Неважно! Главное, что он заставит администратора сообщить, кто вчера привёз заказ по адресу Регины и как он выглядит, а потом поговорить с ним. В любом случае.

– Уверен? – пробормотала Регина.

Взгляд её затягивал, гипнотизировал. Сейчас эта девчонка была совсем не похожа на роковую красотку со стальными яйцами (пусть не крепче, чем у Стаса, но явно крупнее), пусть больная и измученная, но она была домашняя. Маленькая и уютная, словно резко скинула пару лет, семь слоёв косметики и ведёрко надменности. И если ради той Регины Вероцкому хотелось идеально выполнять свои обязанности, что не всегда получалось из-за её же поведения, эту хотелось просто оберегать. Закрыть от всех неприятностей грудью и спрятать в коконе из тепла и одеял.

Странное ощущение.

– Уверен, – кивнул Стас. – Если обнаружится, что в еде есть яд, ресторан обязан будет нести ответ. На курьера мы точно выйдем. – Регина попыталась что-то возразить, но он её перебил: – И на поваров, и вообще на всех, кто за это ответственен. Что-нибудь да нароем.

– Ладно, возможно, – со странной улыбкой согласилась клиентка. – Но всё же не стоит никому рассказывать. Вот когда я… если я умру, – поправилась она, – или мне станет хуже, тогда можно будет и рассказать.

– Какое, к чёрту, умру? – рявкнул Стас.

Честно, он просто не удержался. Да, записка; да, у еды был странный привкус, пришлось избавляться от неё, ждать скорую, которая ничего путного не сказала, но…

– С чего упаднические мысли? – не удержавшись, спросил он вслух.

Регина разжала пальцы, отпуская его руку, склонила голову, так что спутанные светлые пряди упали на грудь.

– …лохо…

– Что?

– Мне плохо, – уже громче отозвалась она и вновь попыталась спрятаться под одеяло. – До сих пор тошнит, хотя в желудке пусто, слабость, голова едет, трясёт…

– У тебя температура, возможно, от волнения. А тошнит как раз из-за того, что желудок пустой, – автоматически отозвался Станислав.

– Да не в том дело! Вообще всё плохо. Последние недели одно дерьмо в жизни.

Эти слова она уже шептала, а Стаса внезапно охватила нелогичная, неестественная обида. Что, извините, плохо было? Эти самые «последние недели» он день и ночь таскался за ней, как привязанный, и ничего дерьмового  в жизни своей клиентки не замечал. Тишь да гладь, абсолютный позитив и спокойствие.

Он хотел бы промолчать, он должен был, потому что личная жизнь клиента – дело клиента, но не смог:

– И что же было такого плохого? Любое дерьмо можно исправить! – выпалил он слишком горячо и убеждённо.

Регина снова вскинулась, резко села, пошатнулась – Стас едва успел ухватить её за плечи, чтобы не упала с края кровати – и выдохнула:

– Так исправь.

– Что?

– Раз я, возможно, умру, раз никто и ничего не узнает… поцелуй меня.

– Ты не умрёшь! – привычно уже за последние минуты огрызнулся он.

И только потом понял, что услышал. «Поцелуй меня?» Она серьёзно?

Но чем дольше эти огромные испуганные глаза смотрели прямо в душу, тем более вялыми становились мысли, выцветало удивление… лишь где-то внутри, под рёбрами, что-то предательски сжималось. Не сердце, конечно, нет. Мужественность. Это первозданное желание защитить слабую женщину, спасти её, стереть испуг и печаль. Почти пещерный человек, только с принципами.

Или всё же с желаниями тела?

Регина резко втянула воздух сквозь зубы, словно собиралась что-то сказать, словно хотела то ли забрать сказанное обратно, то ли наоборот повторить. Но Стас не позволил. Он слышал её просьбу. Не предсмертную… но балансирующую на самом краю опасности. Ведь что бы ни было, но сейчас эти глаза не лгали. Не могли лгать. И читался в них даже не страх, а животный ужас.