Стоп! Нет-нет-нет!

– А ела? – продолжал допытываться Влад.

– Угу, – протянула я. – Ела. Ладно, пока, я спать. Хорошей ночи, зайка.

– Ой, понабралась ты от Сержа этих заек…

Но я его больше не слушала. Нажала кнопку отбоя и слепо уставилась в стену. Серьёзно? Я втюрилась в собственного телохранителя? Поэтому, когда он отталкивает, выказывая полное безразличие, веду себя не как сексуальная соблазнительница, а как истеричная дурочка?

Нет. Быть не может! Кыш из головы, глупые мысли!

Я даже о слабости забыла и подскочила с кровати, развивая бурную деятельность. Что там Влад говорил о еде? Подкрепиться бы не мешало. Да-а-а, не мешало бы, только вот в холодильнике было хоть шаром покати. Все покупки, обновки и продукты остались в лапах бездушного гвардейца, в которого я не могла – не могла! – втрескаться по уши за какие-то… три с лишним недели? Чёрт побери, неужели почти месяц прошёл? У меня едва ноги не подкосились от понимания, кое-как удалось удержать вертикальное положение и выглянуть в глазок. Как подозревала, ни пакетов с покупками, ни моих рассыпанных вещей из сумочки в подъезде не было. Телохранитель во всём был чертовски педантичен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ладно, нет продуктов – не очень-то и хотелось! Всё равно готовить лень. Устрою себе пир.

С этой мыслью я направилась к компьютеру – заказывать еду на ближайшее время. И на завтра, потому как в магазин я выползать даже не собираюсь. Пока дядя Серж не отзовёт Станислава с его «рабочего места», я ни за что и никуда не буду выходить, чтобы невзначай не оказаться в его компании.

Но предательский червячок сомнений – вызванный голодом, не иначе – глодал меня всё время, пока курьер из службы доставки медлил и медлил, не желая оказаться на пороге клиентки. У этого нахала в роду явно были черепахи, а у меня – моральные мазохисты. Хотя в кого? Маму точно такой не назовёшь с её лёгким девизом по жизни: «хочешь – возьми».

– И что теперь делать, мам? – прошептала я, повертев в руках телефон. – Что делать, если не получается взять, что хочу?

Номер был набран спонтанно, длинные гудки пугали и радовали одновременно, вызывали предвкушение и нервный трепет. К четвёртому я уже пожалела, что позвонила; к шестому порадовалась, что никто не ответит, но…

– Привет, милая, – раздался такой знакомый и такой далёкий голос. – Не ожидала, что ты позвонишь.

– Привет, – выдавила я. – Бываю внезапна.

В трубке послышался смех. Нежный, тёплый, мелодичный и одновременно слишком тягучий, пропитанный «актёрской игрой». Мама не умела иначе, никогда не умела, зато эмоции умела выражать искренне. Она не была привязана к семье, но…

– Точно, внезапна! Как же я люблю тебя, солнышко, – проворковала она. – Звони почаще. Так, конечно, дорого, но Скайп и Вотсап всегда к твоим услугам.

Да, но она меня любила, а я её. Что бы ни случилось. Даже если весь мир рухнет, даже если мама успеет перебрать всех мужиков на земле, даже если она уедет на край света… меня она будет любить гораздо сильнее, чем всех своих хахалей. Пусть и издалека.

– Я тебя тоже, мамуль, – вздохнула я, от этой нежности готовая разрыдаться в трубку.

Вот он, идеальный шанс получить совет. Что бы сказала она? Как бы она поступила? Бросила бы мужчину? Послала к чёрту? Добилась бы?

– Солнышко, что-то срочное, раз ты звонишь с таким гигантским роумингом? – взяла быка за рога мать.

Я набрала полную грудь воздуха, собираясь выложить всё, как на духу, собралась с мыслями… и сдулась.

– Хотела сказать, что люблю тебя, – вместо этого сказала я. – Очень соскучилась.

Сдулась, потому что и так знала ответ. Хочешь – возьми. Отступать нельзя, ломаться нельзя, как и отпускать. А на вопрос, что делать, если рядом находиться слишком больно, она всё равно не сможет ответить. За неё отвечают поступки. Сбегать.

Кажется, в этом я истинная дочь своей матери.

– Боже, солнышко… – в голосе мамы послышались слёзы. Наигранные или нет – неважно. Она актриса до мозга костей, она играет всегда, а мне просто приятно слышать эти растроганные слова. – Так приезжай! Плюнь на всё и приезжай.

– Обязательно, мам, когда отпуск будет. И звонить буду чаще.

Разговор прервал резкий писк домофона. Наконец-то! Спустя почти два часа моя еда – уже окончательно остывшая – всё же приехала.

Торопливо попрощавшись с мамой и пообещав звонить ей, я бросилась открывать. Отругала нерадивого курьера, недовольно расплатилась, пообещав в следующий раз написать жалобу на сайте, если будут нести так долго, и заглянула в пакет. Любимые роллы стояли сверху, так что, недолго думая, я схватила коробку и палочки, врубила разгружающий голову сериальчик и с упоением принялась за еду.

Еда настраивала на позитивный лад, а вот ситком не спасал. Романтичные сцены каждый раз заставляли задуматься о насущной проблеме: если я всё же откажусь от услуг Стаса, значит, сдамся. То ли спасусь, то ли наоборот всё потеряю. В голове звучал смех мамы, печальные вздохи отца, когда он о ней вспоминал. Мама его любила, но боялась трудностей, ей было легче сбежать. Проблема мамы в том, что она вообще любит всех существ мужского пола. По-своему, по-женски.

От странных мыслей, от попыток решить, как же будет лучше, как не повторить ошибок самых близких моих людей, даже роллы казались какими-то странными на вкус. То ли горьковатыми, то ли наоборот сладковатыми. Да уж, невесёлые думы даже такой идеальный антистресс могут испортить…

Вздохнув, я доела последний кусочек и потопала к холодильнику за соком. Налила стакан, с наслаждением сделала глоток, понимая, что привкус всё же был. Может, повар новый? Пожав плечами и продолжив медленными глотками попивать сок, я зарылась в пакет из службы доставки. Так, сырный супчик с сухариками, салатик и вторая порция роллов – это на завтра. Палочки, васаби…

Стоп! А это что? Открытка?

На дне пакета, под коробкой с супом лежал лист бумаги, издалека кажущийся яркой открыткой. Но когда я подхватила его в руки, стало ясно, что это послание. Записка из огромных букв, вырезанных из ярких журналов. Они пестрели на листе, словно радуга.

Но смысл был не столь радужным.