– Моя бабушка… упала под поезд, – в ужасе прошептала Женя.

* * *

Ангелина Зверева в больших темных очках, которые закрывали лицо, стоя за колонной в больничном коридоре, наблюдала за сыном. Тимофей не должен был увидеть ее здесь, иначе он мог начать задавать вопросы, отвечать на которые она была не готова.

Как только Нина Андреевна ушла на поиски лечащего врача, Тимофей с девушками покинули этаж, а медсестра на посту занялась заполнением журнала, Ангелина быстро направилась к палате Ксении Соловьевой. Она решительно толкнула дверь и вошла.

– Вот это зрелище, – тихо произнесла Ангелина, остановившись напротив больничной койки.

Ксения немигающим, пустым взглядом смотрела мимо нее. Из приоткрытого рта на ее грудь стекала струйка слюны. Пациентка была подключена к капельнице, к ее телу тянулись многочисленные прозрачные трубки.

Ангелина сняла темные очки, склонилась к Соловьевой, затем щелкнула пальцами перед ее лицом. Женщина ни на что не реагировала.

– Знаешь, Ксения, такого я не ожидала, – глухо сказала Ангелина, встав так, чтобы Соловьева смотрела прямо на нее. – Но ты сама виновата! Сколько можно вести себя как малолетняя идиотка?!

О, прости… Похоже, теперь это твое постоянное состояние. Я предупреждала тебя не один раз, советовала уехать, даже давала денег… Но ты возвращалась сюда снова и снова! Так что не обессудь.

Еще одна нитка слюны потекла по подбородку пациентки. Ангелина брезгливо поморщилась.

– Даже не знаешь, что лучше… Сразу умереть или существовать в таком состоянии, – холодно произнесла Зверева. – Но ты сама сделала выбор и, надеюсь, извлечешь из этого урок… Никто не должен узнать о том, что ты натворила много лет назад. Особенно теперь, когда приемная дочь Егора начала копаться в прошлом.

Ангелина надела свои черные очки, повернулась на каблуках и вышла из палаты. Дверь тут же отворилась снова, и вошла Нина Андреевна.

– Это что, Зверева сейчас отсюда вышла? – озабоченно спросила она.

Ксения никак не реагировала, но лишь до тех пор, пока ее мать не захлопнула дверь палаты. После этого лицо Соловьевой тут же приняло осмысленное выражение. Повернувшись к матери, она вытерла рукавом пижамы натекшую слюну.

– Ты не представляешь, как мне страшно, мамочка! – сипло прошептала Ксения, и по ее щекам градом побежали слезы. – Это ужасные люди. Ангелина… Да, это была она. Приходила позлорадствовать и убедиться, что теперь я точно не представляю для нее опасности. Страшная женщина!

– Поэтому тебе придется продолжать этот маскарад, – жестко произнесла Нина Андреевна. – Тебя пытались убить, дуреха. И они обязательно вернутся, если узнают, что ты соображаешь и способна говорить. И уж тогда точно прихлопнут тебя!

– Но как я смогу обманывать всех столько времени… – заплакала Ксения. – Даже собственную дочь!

– А меня обманывать ты могла?! Что-то ты не слишком слушала мать, когда совершала преступления! Я предупреждала, что добром это не кончится. Рано или поздно тебя заставили бы умолкнуть…

– Я не думала, что все так обернется…

– Ага, ты думала, тебе платят такие бешеные деньги просто так? Ты подменила детей…

– Я успела подменить только одну! Мне помешали!

– А пожар в роддоме? Думаешь, я поверю, что он начался случайно? Отличный способ замести следы преступления. Если бы кто-нибудь погиб, я сама сдала бы тебя в полицию!

– Но ты же моя мать!

– Только поэтому я и смирилась с твоей авантюрой, – прошипела Нина Андреевна. – А теперь заткнись и продолжай изображать парализованную. Луиза ничего не заподозрила, и Ангелина, похоже, тоже. Когда я заберу тебя домой, станет попроще. Я уже пустила по городу слух, что ты отныне немая и немощная. Надеюсь, убийцы оставят тебя в покое.

– А если нет? – испуганно выдохнула Ксения.

– Придется выждать какое-то время. Затем, при первой же возможности, мы уедем из Клыково. Ну а пока будешь жить у меня и притворяться больной.

– Только бы Луиза ничего не узнала, – заломила руки Ксения. – Она никогда мне этого не простит.

– Не узнает, я приложу все усилия. Пусть уж лучше считает тебя дурехой и неудачницей, чем преступницей и убийцей, – тихо сказала Нина Андреевна, поправляя дочери подушку.

Ангелина Зверева, никем не узнанная, вышла из больницы с довольной улыбкой на лице. Теперь она могла спокойно лететь на съемки в Тунис. Тимофей и сам со всем справится. Если что, Егор всегда его поддержит. Ангелина спустилась по ступеням широкой каменной лестницы и направилась к ожидающему ее черному внедорожнику.

* * *

Выйдя из машины, Платон Долмацкий приветливо помахал Кадише де Лафуэнте, стоящей у калитки возле своего дома. Жрица вуду ответила ему едва заметным кивком головы. Утро выдалось прохладным, и Кадиша была в длинном шерстяном платье с закрытым горлом, на плечи была наброшена объемная черная шаль крупной вязки.

– Все прошло как следует? – осведомился Платон, приближаясь.

– Как всегда, – сухо ответила Кадиша. – У меня по-другому и не бывает. Ты принес обещанное?

– Разумеется. Но сначала покажи мне тотем.

– Не доверяешь?

– Что ты? Как можно! – улыбнулся Долмацкий. – Но я привык никому не верить на слово и ничего не могу с этим поделать.

Кадиша с усмешкой подала ему черный пакет, который ей недавно привез Владимир Мезенцев. Платон заглянул в шуршащий мешок и удовлетворенно кивнул.

– Она самая. В последний раз я видел ее шестнадцать лет назад… Как там наш шериф? Ничего не заподозрил?

– Он был так рад своему чудесному исцелению, что вылетел отсюда, словно на крыльях, не задавая лишних вопросов. Торопился к своей докторше, с которой у него теперь роман. Интересно, поверит она, что у него все прошло само собой, без операций?

– Это уже их проблемы. Как говорится, совет да любовь, – ухмыльнулся Платон. – Ты хорошо поработала, Кадиша. Я очень рад, что старые распри между нами забыты. И в качестве благодарности…

Платон вытащил из кармана плаща черный бархатный мешочек и протянул ведьме. Кадиша развязала шелковую тесемку и высыпала на ладонь горсть алмазов. Камни ярко засверкали в лучах утреннего солнца.

– Как щедро! Всегда готова помочь тебе, Барон, – склонила голову жрица. – Особенно когда ты так хорошо платишь за мою помощь.

Платон попрощался и вернулся в машину. Вскоре он уже снова мчался по узкой лесной дороге. Его ждали неотложные дела. Пока все шло гладко, без сучка без задоринки.

На Кадишу де Лафуэнте всегда можно было положиться, уж она-то умела держать язык за зубами.

Долмацкого и жрицу связывало многое, и, несмотря на периодические конфликты, они в конце концов всегда мирились. Когда-то де Лафуэнте очень помогла Платону, и он всегда помнил об этом. Старая пословица гласит: «Держи своих друзей близко, а врагов еще ближе». Это очень точно отражало отношение Платона к болотной ведьме.