Карли и Тейлор смеются, сжимая одинаковые розовые сумочки ухоженными руками с одинаковым французским маникюром[35]. Камилла продолжает: «Просто деваться от них некуда».

«Отвали, сука». Слова, написанные на моей фотографии из школьного ежегодника. На дверце моего шкафчика. Я ахаю, понимаю: она хотела, чтобы я держалась подальше от Кери, от Джереми, от хрупкого баланса популярности в школьном мире. Может, она думала, что оказывает Кери услугу.

И когда она отворачивается, чтобы переступить порог, все еще ухмыляясь, я подаю голос:

— Эй, Камилла.

Она поворачивается ко мне, рука на бедре.

— Что?

— Ты права, — говорю я, чувствуя, как перехватывает горло потребность произнести эти два слова еще раз, и еще. — Ты права. Ты права, — я выдерживаю паузу, сжимаю кулаки, моргаю шесть раз. — Мне не следовало приходить, потому что некоторым сучкам действительно не хочется появляться там, где находятся такие, как ты. — Вокруг звенит насмешливый смех. Я успеваю заметить перемену в лице Камиллы, прежде чем она вновь отворачивается от меня: ноздри раздуваются, блескучие губы — узкая жесткая полоса. Она и ее свита входят в сверкающее великолепие Мира выпускного бала.

Мысль об этом — моей однокласснице, угрожающей мне, приложившей столько усилий, чтобы запугать меня, — возвращает потребность, необходимость тук тук тук, ку-ку. Люди смотрят, наблюдают, но я не могу это контролировать, ничего не могу с собой поделать. Они все узнают, какая я. Они всегда знали: Пенелопа Марин, постукивающая по бедрам, повторяющая слова, больная на всю головку.

А когда я чувствую, что моя воля иссякает — моя воля быть здесь, участвовать, не отступаться, — пальцы Флинта обнимают мои, большой мягко поглаживает ладонь.

— Ты хочешь сразу перейти к вечеринке после бала? — спрашивает он, легко и непринужденно. — Все равно это лучшая часть, правда?

— Да, — облегчение волной поднимается в груди, и внезапно до меня доходит, что я сделала. Осадила Камиллу Аллен на глазах половины девятиклассников. И получилось отлично. — Вечеринка после бала — то самое, что мне нужно.

* * *

— Иди за мной, — говорит Флинт и уводит меня от ступенек. Мы идем между первым и вторым футбольными полями, потом вдоль узкой речушки, которая течет по границе кампуса Карверовской школы, русло завалено пустыми банками из-под газировки. Уже совсем стемнело; луна, низкая и желтая, высвечивает силуэты деревьев. Футов через двести речушка заканчивается, вливаясь в более широкую, чистую с блестящей под лунным светом водой и поломанными камышами. Тут же мост, переброшенный через более широкую речку.

Флинт крепче сжимает мою руку, когда мы ступаем на деревянные доски моста. Я ощущаю запах воды под нами, теплый ветерок поднимает его к нам, маленькие молекулы влаги, и травы, и воспоминаний о недавнем солнечном свете.

Громкая музыка выпускного бала доносится издалека, когда мы подходим к маленькой ржавой сторожке у края моста. Дверь в сторожку приоткрыта. Флинт протягивает руку над моим плечом и раскрывает дверь шире. Я тук тук тук, ку-ку, тихонько, но не так тихо, чтобы не услышал Флинт. Он уже знает мои ритуалы. Однако я поворачиваюсь к нему, с раскрасневшимися щеками, вдруг встревоженная. Но он просто мне улыбается и взмахом руки предлагает войти.

Войдя, я ахаю: на полу расстелено тканое одеяло, рядом горит керосиновая лампа, отбрасывающая оранжевые тени на буржуйку, которая стоит у маленького окна с видом на протекающую внизу речку. Я поворачиваюсь к нему, разинув рот, на мгновение потерявшая дар речи.

К счастью, он заполняет паузу, обратившись ко мне.

— Я подумал, что это в нашем стиле, — голос его тихий и нежный.

— Но как ты… это нашел? И все устроил?

Он застенчиво улыбается.

— Провел небольшое исследование. Как выяснилось, кузен Гретхен вырос в Лейквуде и рассказал мне и об этом месте, и о том, как сюда добраться.

— Флинт… ты…

Но он обрывает меня, прежде чем я успеваю сказать: «абсолютно, фантастически, невероятно потрясающий».

— У меня есть для тебя еще один сюрприз, королева Пи.

Он поворачивается к стене, берет с пола какой-то прислоненный к ней квадратный предмет и протягивает мне. Картина.

Портрет девушки.

Гладкая кожа из папье-маше, ресницы — маленькие веточки, выкрашенные черным, волосы — темный молотый кофе, струящийся вокруг лица, красные цветочные лепестки — губы, шея и торс — мягкие желто-зеленые листья и обрывки цветастой материи, на сгибе бледной руки — нарисованный углем силуэт города. Далекий свет луны отражается от маленьких равносторонних стеклянных треугольников.

Это, вне всяких сомнений, самое прекрасное, что я видела в своей жизни. Грудь поднимается и опадает, сердце бьется очень уж часто, когда я понимаю:

— Это же я!

— Моя последняя большая работа. — Он прикусывает губу. — Тебе нравится?

— Это… это невероятно, Флинт. Я… я не могу поверить, что ты сделал это для меня.

— Я сделал эту картину с наброска, который нарисовал в тот вечер, когда ты заснула у меня на диване. Ты выглядела такой красивой. Ты и сейчас выглядишь такой же красивой. Ты… ты такая красивая, Пенелопа.

Я во все глаза смотрю на девушку на картине, на себя, какой видит меня Флинт, а потом замечаю кое-что в нижнем левом углу. Подпись: «Эрон Бенджамин Грили».

— Эрон Бенджамин Грили? — в замешательстве переспрашиваю я.

Флинт нервно улыбается.

— Эрон Грили, к вашим услугам. — Он кланяется с легким взмахом руки.

Тут я думаю о Сапфир и Орене. Им так и не представилась возможность сказать друг другу, кто они на самом деле: она так и не узнала его имя, не смогла его отыскать. Но я могу: Флинт — Эрон, и я могу. У нас есть шанс, которого они не получили: быть вместе, узнать друг о друге и хорошее, и плохое.

Узнать все.

Флинт встает на колени передо мной, и наши колени соприкасаются, и наши руки соприкасаются — и дрожь пробегает по моему телу, — и музыка из спортивного зала (теперь медленная, тягучая мелодия) добирается до нас из далекого далека.

— Эрон Бенджамин Грили, — произношу я, и у меня перехватывает горло, — это идеальный вечер. — Наши взгляды встречаются, мы оба улыбаемся. — И это лучший антивыпускной бал.

— Я все еще не знаю твоего второго имени, — указывает он.

— Райли, — отвечаю я. — Девичья фамилия моей матери. И второе имя моего брата.