Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его оплакивала вся страна. Он прожил интересную и необычную жизнь. Это был человек, которого было за что уважать, которым не возможно было не восхищаться. Все знали — он в любой ситуации оставался человеком. Миллионы солдат и поклонников его военного таланта не могли поверить, что ещё не старый, красивый и самобытный маршал ушёл из жизни так рано. Люди нескончаемым потоком шли молчаливой процессией за гробом. Известие о его болезни и смерти, в буквальном смысле, оглушило и раздавило их. Никто не верил, что его больше нет… Юля выдержала всенародное прощание и сейчас шла чёрная от горя последний раз рядом за тихо катящимся по площади бронетранспортёром с установленным на артиллерийский лафет гробом. Траурная церемония. Похоронным маршем взрывалась старая площадь. Вот и всё. Вместе с ним кончилась и её жизнь. Дальше она будет двигаться по инерции: дочь, внуки. Пустые и тёмные ожидают её будни. Он ушёл и забрал из её жизни не только свет, но и цвет, краски. Костик умер. Он не уехал с инспекцией в командировку… Никогда уже её любимый не вернётся назад. Его больше нет. Она конвульсивно сглотнула. Из сдавленного горла вырвался рокот. "Потерпи. Я приду. Навсегда только твоя Люлю". Красиво, счастливо прожили, жаль "кресты" и война отняла столько времени и та совершённая им глупость, отравила их счастье… Но они давно успокоились оба. Правда, он всегда настораживался, при вопросах журналистов о его фронтовой личной жизни, комплекс вины сразу выбрасывает заслон. Он охотно рассказывал об военных операциях, встрече с ней, Юлией, о семье и ничего не желал говорить о фронтовых постельных женщинах. Да, он был такой. Сделал, а потом до конца переживал. Хотя, что было, то и было и переписать жизнь не в человеческих силах. Она была готова даже к тому, что он захочет посмотреть перед смертью дочь "воробушка" и проститься с ней. Всё-таки было, куда ж от этого деваться, как не крути, а ребёнка в пылу войны организовали. Но он не вспомнил об этом и не попросил. Юлия тоже промолчала. Может, он этим жестом вымаливал у Юлии своей душе прощение за слабость. А возможно дама была до такой степени противна, что не нашлось места в его сердце и для её дочери. Кто знает, возможно это было просто ничего не значащим эпизодом, который был важен для Юлии, а не для него. Но ведь Юлия любила его таким, какой он есть, а её прощение… Теперь ему только бог судья. Хотя, наверное, если б не достали с фамилией и признанием отцовства, он возможно когда-нибудь так и сделал, по крайней мере Юлия подтолкнула бы его на этот шаг. "Воробушка" видеть не захотел, а девочку б позвал. Но, а так был очень обижен и подавлен.
Вспомнив о "воробушке", она поёжилась. Женщина, бессовестно воровавшая её радость, превратившая в мочало душу, наверняка, идёт где-то в той многотысячной армии солдат, что идут в скорбном строю за гробом. От неё нет избавления. Слишком много постигших их семью неприятностей замыкаются на ней. Сомнительно, что со смертью получил его и он. Такой повод пропустить не должна. Она обязательно придёт, потому как хладнокровна и изобретательна. Сомнительно что проводить его, скорее продемонстрировать себя. Уж больно любит шоу. Тут Юлия ничего не сможет сделать. Она бесстыжая, воспользуется этим правом непременно. Между ними тоже была навязанная ей война за мужчину. И Юлия её выиграла. Её оружием были опыт, умение бороться и ждать и, конечно же, Любовь. У неё была не хилая соперница на стороне которой было всё: молодость, нахождение рядом с ним и система. Но победили: любовь, терпение и надёжность. "Прости Костя, это так, я боролась, но право выбора было за тобой. Спасибо, что выбрал нас с Адусей. Сколько ещё отведено мне земных денёчков полюбуюсь нашими внуками и приду к тебе. Теперь твоя очередь ждать меня, дорогой. Я приду с новостями…"
Ада, глотая молчаливые слёзы, шла рядом, ведя под руки безутешную мать. Не отходила ни на шаг, боясь за вымученную горем любимую отцом Люлю. Она обещала ему. А та чёрная от горя, с каменным безучастным лицом, но прямая и молчаливая, грела на душе надежду, что их разлука не будет долгой и они скоро встретятся вновь. Это сейчас давало ей силы. Теперь она может спокойно пойти за ним следом, потому что дочь не одна, у неё семья, муж, дети. (Если б мы знали что нас ждёт на второй ступеньке, потому что, на первой мы стоим, а на второю только закинули ногу). Юлия сегодня не будет прощаться с ним, а скажет до свидания… До скорого свидания!
Ада тронула её за рукав. Она медленно повернула голову и взглянула дочери в глаза.
— Мам, ты в порядке?
— У меня хватит сил быть с ним до конца.
У каждого своя шкала любви. В их жизни с Костей было всякое, только падения по шкале любви не случалось. Ошибки, обиды…, как без них и у кого получается без них… Столько лет вместе, рука об руку. Но любовь не затухала. Одна на двоих тянула и клеила их в одно целое. Один философ сказал, что мужчина, который любит одну женщину и долго, — либо герой, либо святой, либо гений. Он был в плюсе всем. Она знала: сейчас писчая братия ринется перемывать им косточки, спекулируя этой сладкой темой. Тем более, есть кому чирикать. Как водится, найдутся и красочно рассказывающие, где и с кем он Костю видел и, как над ним свечку держал. Будут и примазывающие своё имя к его, мол, за мной сам Рутковский ухлёстывал, но всё неправда. Хотя на все рты кляпов не сыскать. Но это всё писки. Хуже- распустит перья "воробышек" или навешает какой- нибудь исторический деятель на него незаслуженных смертей и потерь. Война уходит и забывается, а вот чувства и боль живут в людях вечно. Главный свидетель ушёл и "воробушек" непременно расчирикается. Поэтому она готова к новой борьбе, за его честь и их с Костей любовь. Хотелось бы, чтоб ради неё, Юлии, не судили его так строго. Он Рутковский. Она любила его. И потом, никто не накажет и не ужалит его больнее, чем он сам себя. Все годы после войны он прожил с виной в сердце перед семьёй. В страшном раскаянии перед ней, Адусей, внуками. Он ужасно переживал, как бы мальчики не узнали о его промахе. И Ада, и Юлия обещали, что тайну сохранят и внуки никогда, ничего не узнают, по крайней мере пока не научатся самостоятельно думать и судить. Расстраивался при мысли, что его фамилию из-за его слабости будут склонять. А ведь её будут носить его потомки. Гуляя по тропинкам дачи, они два старика подолгу беседовали. Она утешала, как могла.
— Ты гений войны. Кузнец побед. В конце-то концов, Костя, ты подарил миру свободу и радость!
А он сорвав листочек салата, сдул с него прилипшую землю и отправив в рот прожевал. Вздохнул и поднеся её ладошку к губам поцеловал.
— Не утешай. Всё про себя я знаю. Я оказался, Люлю, не на высоте.
— Просто, как все мужиком, — тихонько похлопав его по руке, прижималась она нежно к нему, оглядываясь по сторонам, не видит ли кто. Старые уже, а душа не хочет признавать это. А он легонько притягивал её к себе и целовал в макушку, ловя на душу бальзамом льющиеся строки. — Жизнь у человека одна. Да и перипетий в той жизни навалом, дураков и подлецов достаточно. Не будем обращать внимание. Успокойся. Ничего не изменить и набело не переписать. Ты хорошо воевал и не истории, не людям ничем не обязан. Всё остальное только наше с тобой.
Он был как все, ошибался. Лишь одним отличался от них- потом мучился за свои ошибки и страшно переживал. Да ещё: все менялись — он нет. В нём стояли стержнем: надёжность, долг, принципы и семья… Наверное, это ошибка винить себя за прошлое. И слишком много размышлять о нём тоже глупо. Но с другой стороны — это часть нас…