Юлия, подняла взгляд, на катившийся впереди гроб. Костю в цветах не разглядеть. Народу тьма. Казалось вся страна замерла у этой скорбной вахты. Она поправила, чёрный платок и проглотив горький комок всхлипнула. Придётся научиться жить без него. Вот он лежит в гробу, бледное лицо спокойно. Совесть его чиста перед страной и людьми. "Господи, прими его измученную душу и помоги мне! Вечная память тебе солдат, а потом уж муж, отец и дед! Сколько хватит моей жизни, постараюсь беречь твой покой".

Его не просто любили, а обожали фронтовики, солдаты, офицеры, коллеги, государственные деятели, просто граждане и, конечно же, женщины. Поток желающих проститься не иссякал. Юлия выдержала присутствие всех, кто пришёл проститься с ним, сказать последнее "прости" и выразить соболезнование семье. Терпеливо выслушала все банальности, которые обычны говорят люди в такой момент. Она сухими воспалёнными глазами смотрела в их лица, слушала, кивала. Казалось, что уже выплакала все слёзы, но когда подошла Нина, наколовшись на доброту и искреннее участие, уткнувшись в плечо, расплакалась. Подруга не уговаривала и не утешала. Лишь прошептала: — Ты справишься! Слышишь, он говорит:- "Неудобно Люлю, люди смотрят!"

— Я пройду этот последний путь с ним! У меня хватит сил, — твёрдо сказала Юлия. — Наш последний путь…

— Вот и отлично, — выдохнула Нина. "Господи, сколько силы в этой маленькой женщине?! Сколько её знаю всё терпит и ждёт. Сейчас будет ждать встречи с ним… Распроклятые мужики, если б они умели ценить".

Ада с беспокойством посмотрела на Нину, она ещё никогда не видела мать такой холодной, не живой. В ней и не было её. Но та дала предупредительным жестом знак: "Ада, всё будет нормально! Она справится. Она пройдёт и через это".

В скорбно молчаливом, медленно текущем по площади море людей, среди однополчан, шла "воробушек". Вокруг неё с суровыми лицами, текли бывшие его войска. Обида и злость сжимали её сердце. Душа захлёбывалась горечью и разрывалась от гнева. Просила Казакова договориться о встречи с ним. Попрощаться. Струсил, руками замахал: "Что ты, что ты…" Говорят: годы ровняют овраги. Ни черта! Она столько мечтала пройтись с ним по этой площади. Смотрела на него на экране телевизора, стоящего на трибуне, во всех парадах и представляла себя с ним рядом. "Вот что я потеряла, это могло быть моё!" Всё так глупо получилось, а подобралась почти к цели. Оставалось главное и очень непростое препятствие, которое ни на какой козе было ни обойти, ни объехать — это его семья. Рассчитывала всё же переборет, осилит и было так похоже, но не вышло… Ах, сколько было пролито, жалея себя слёз. Сколько было пережито бессонных ночей в раздумьях над своей нескладной судьбой. Плакала и кусала губы, а толку… Это было время призраков и лжи. Они оба лгали не только друг другу, но и каждый сам себе. Игра в кошки мышки. Он старался придать их связи, временный, легкомысленный и необязательный характер. Её тактикой было выжидание, но вскоре она поняла, что так-то ждать она может до второго пришествия Христа. Ему благополучно удавалось балансировать между двумя своими женщинами, она очень надеялась, что бесконечно долго это продолжаться не может. Но Рутковский не торопился бросить семью и покончить с её унизительным положением матраса. Ситуация сама собой не желала разрешаться и тогда она взялась сама всячески помогать его обожаемой Люлю открыть глаза. Естественно, не просто так, а надеясь, что та обидится и гордо хлопнет дверью. Но… с той Люлю творилось что-то непонятное. Возникало куча вопросов. И первый, если ей всё известно про неё, Галину, то почему она не действует?…Теряться в догадках не стала. Ответы не искала, не до того. Торопилась вперёд. Только судьба ей уготовила быть женщиной второго плана. Ужасно не хотелось этого, обидно, но дальше этого второго плана дело не двинулось. Да она пошла на эту роль, но ведь надеялась… Прожила то время, когда он был с ней, в страхе, с предчувствием потери. Ей было не легко. Она боялась его ухода, пытаясь задержать, продлить своё время. Хотя он никогда не был её, она это не просто знала, чувствовала физически его мучения и ненавидела за это. Ненавидела его жену так крепко держащую его около себя. Он заставил её плести косички, какие были в годы их знакомства у его Люлю. Галя терпеть их не могла вместе с той Люлю. Надеялась на чудо. А вдруг та её соперница исчезнет, бывает же всякое…Но война шла к концу, приезд на фронт его жены подсказывал, что дело явно шло к развязке. Только она словив удачу в ребёнке была уверена в своём успехе. И когда пришло время собирать камни растерялась. Эти мужчины странно устроены. С комфортом жить хотят. Жена, семья — табу. Святое. И измена вроде как и не измена, а необходимость. А что же такое Галя? Кто она? Неужели её никто не поймёт? Ведь столько было бессонных и как оказалось бесплодных мечтаний и усилий… И вот свершилось… Хоть не рядом и не за ним, а далеко позади, но идёт. — Криво усмехнулась она, своему желчному юмору. Ведь даже за гробом топает эта старая кляча, его жена, со своим выводком, а её девочку он даже не пожелал видеть. Поганец. Прошли годы, её возраст тоже теперь перевалил за сорок и покатит к сумеркам. Поезд жизни бежит под уклон. Она долго ждала и боролась. Но разбитая чашка не желала склеиваться. Чёрт возьми, кому нужно, чтоб он был до такой степени упрям и порядочен. Ей точно нет. Хотелось рвать и метать. Не себя же винить и догонять вчерашний день, естественно, лучше повесить всех дохлых кошек, на него и его жену. Всё шло не так. Судьба везде выставляла ей заборы. Сначала её отбросила от него на долгие годы Польша. Не повезло. Но при появлении в Москве она взяла его на мушку. Как-то наблюдала за ними издалека, в сквере, они гуляли с внуком. Похоже у них всё чудесно. Но это не закрыло задвижку её злости, а наоборот. Нежная любовь и покорность Юлии, что улавливал даже чужой, посторонний взгляд, её раздражали. Свет идущий от них полосовал её душу. Посмотрели бы на себя в зеркало: поскольку лет за плечами, а они что-то там изображают и трепыхаются… Захлёбываясь слезами и жалея себя, она, как приклеенная их счастьем, наблюдала и наблюдала. Её завораживала, как они ели мороженное, вытирая друг другу подбородки, как смеялись купая друг друга в нежности, как держались за руки. Она злилась, но всё равно, как завороженная смотрела. Потом шла глотая слёзы по длинным, длинным дорожкам, стояла сливаясь с толпой поднимаясь и спускаясь на бесконечных эскалаторах метро. Но успокоения не было наоборот поднималась откуда-то изнутри тёмная душащая и не дающая жить злость на всех этих счастливых улыбающихся людей. Ведь они ничем не заслужили то счастья. Им оно просто досталось, а она боролась и вот несчастна. Неужели Богу не понятно, что она тоже хочет такого. Она тоже хочет, чтоб он протянул попробовать ей своё мороженое, а потом слизнул сорвавшийся кусочек с губ… И откуда столько счастливых, улыбаются и улыбаются, — раздражалась она по поводу идущих навстречу людей. Хотела б она знать, кто распределяет его среди населения планеты. Почему и за какие грехи обделили её…

Ничего, она больше не будет себя жалеть. Все узнают голую правду. Все! Он проклятый и его ведьмы сломали ей всю жизнь. Она будет действовать. Это его старуха разрушила его и её счастье. Приковав его к себе цепями: чувством обязанности и слова. С неё и начнёт она… Ох, распотрошит! У неё есть план и она непременно его реализует. Журналисты, как назойливые комары, вьющиеся в надежде напиться чужой кровушки, проникнут во все щели. Им только укажи цель. Уж они-то расстараются. Накручивая себя, сама не верила в то, что сочинила, но так было легче. Если б возможно сложилась удачно её личная жизнь, она бы так не зациклилась на нём, но замуж выйти не удалось. Мужиков полегло ужас сколько. Девки молодые невестами подросли, кому она нужна с ребёнком, да ещё с такой репутацией. Сожительствовать предлагали, госпиталь всё-таки в мужиках недостатка нет, а серьёзного чего… Семью оставлять ради неё никто не собирался. Ей опять светила только роль второго плана. Поди догадайся, что у этих мужиков в голове. Впрочем, раз получилось, смогла, всё вроде бы худо- бедно и сложилось, даже штамп в паспорте поставила, но он взял и погиб. Семейная жизнь была короткой и не принесла ей счастья. Судьба, словно мстя и наказывая, выставляла ей рога. Всё коряво и неудачно, но жалеть себя она не позволит. Подошёл один придурок, сочувствует, а, может, язвит. Кто их разберёт, в их авоську не залезешь. Мол, помню вашу фронтовые зажимания и шуры — муры. Как же так получилось, что разошлись, как в море корабли? Галя не оставалась в долгу и тешила своё самолюбие, пусть это было не чистоплотно, но зато эффектно. Она с ходу ему и выдала:- "Я его выгнала. Он пришёл, умолял, а я его выставила, жену пожалела". Поверил осёл. Даже не задумался, с чего это ей её приспичило жалеть, если раньше дела до неё не имела и иметь не хотела. Мужики все ослы. Если баба подумает, то эти живьём проглатывают. Второму поплакалась, что он, умирая, хотел видеть её и дочь около себя, а жена, сухарь бесчувственный, отказала ему беспомощному в этом. "Представляете, умирающему. Чудовище! Мало того, что любил меня, а промаялся ради долга с женой. Разве вы не знаете, она к Сталину за помощью обращалась и к Хрущёву на приём ходила… Иначе как бы ей удалось заставить его с ней жить. Ведь у нас была такая любовь…" Мужики слушали и понимающе кивали, не зная верить или нет. Вообще-то не реально молодую на старую променять. Мол, какого безобразия только в мире не твориться. А она, собирая аудиторию продолжала:- "Но этого ей показалось мало, так она, стерва, и перед смертью отказала нам проститься. Он просил, а она не допустила. Не семья людей, а выводок динозавров. Бедный, бедный Костя, как же он с ними намаялся". Она сочиняла на ходу. Зло, хлёстко. Бросая слова и роняя слёзы. Ей так было легче. Чтоб слух родился, его кто-то должен выносить и запустить. Ей опыта в этом не занимать. Если в мешок с ложью сыпануть ложку правды, она будет выглядеть вполне достоверной. Всю жизнь, получая за эту связь плевки, она копила обиду и злость и вот сейчас они выбухнули. Ничего, Галя устроит в их благородном семействе скандал. Придёт время и сор из их терема вывалит на суд общественности. Уж она то постарается, чтоб её имя было на слуху. Уж они нахлебаются. У людей такие её новости вызывали разные чувства. У кого-то удивление, у других любопытство, но были и такие на чьих лицах застыло презрение.