Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом он предложил Сусанне встретиться на следующий день и выпить кофе, но Сусанна сказала, что с сегодняшнего дня начнет работать в пабе в центре города и у нее останется время, только чтобы поужинать и позаниматься. Ей нужно срочно сделать перевод.
– Мне очень жаль, Илиан, но думаю, у нас не получится встретиться. Будь осторожен, ладно? – сказала она перед тем, как повесить трубку.
Они договорились встретиться с Бруно у главного входа в университет. Но, прождав напрасно пятнадцать минут, Сусанна отправила ему голосовое сообщение, что идет домой и будет ждать его там.
Сидя за рулем своей машины, Клаус Бауман чувствовал себя как пьяный, блуждавший где-то вне времени и пространства, в том самом далеком невидимом месте, где, как он воображал, могла находиться его дочь, живая или мертвая.
Когда они добрались до консерватории и вошли в класс виолончели, ученики сразу перестали водить смычками по натянутым струнам своих инструментов. Бруно тоже опустил руку с дирижерской палочкой и обернулся назад, на звук открывшейся двери. Он сразу понял, кто к нему пришел.
– Тишина – самая важная нота в любом музыкальном произведении, даже если она вынужденная. Продолжим завтра с этой же партитурой, – сказал он, с улыбкой глядя на своих юных музыкантов.
Клаус Бауман извинился за то, что вынужден его прервать. – Мы приехали, только чтобы показать вам несколько снимков. Нам срочно нужно, чтобы вы посмотрели на них и сказали, узнаете ли кого-нибудь.
Он попросил агента Европола дать свой планшет и показал преподавателю музыки фотографию Верички Людович, сделанную при жизни.
Реакция Бруно Вайса последовала незамедлительно.
– Это Лесси, Лесси Миловач!
– Теперь вы ее узнали?
– Я вас не понимаю…
– Это одна из мертвых девушек, которых вам показывала инспектор Мирта Хогг несколько дней назад, когда вы приходили в комиссариат.
– Не может быть! Тогда я ее не узнал, у нее были закрыты глаза и совсем другая прическа. Я был уверен, что это не Лесси.
Инспектор Бауман показал ему другие фотографии.
– Да, эта девушка – Лесси, никаких сомнений, – подтвердил Бруно Вайс. – Значит, она умерла? – грустно спросил он.
Клаус кивнул.
– Судя по всему, Лесси Миловач приехала по фальшивому сербскому паспорту. Она предъявила его в университете и показала вам, когда подписывала договор об аренде комнаты, чтобы получить вид на жительство. Ее настоящее имя Веричка Людович.
– Черт, не могу поверить, это ужасно!
Палец Клауса Баумана скользнул по экрану планшета, и он показал другую фотографию, на этот раз мужчины с рыжими усами и бородой.
– Вы его знаете? Его зовут Густав Ластоон.
– Нет, не знаю… хотя, кажется, я его когда-то видел, но понятия не имею где.
– Он приходил в «Бимбо Таун» в ночь вашего концерта.
– В Спиннерай всегда много народу, вы же знаете.
– Да, слишком много.
Клаус Бауман сказал, что Бруно должен показать им комнату, которую снимала сербская девушка. Маргарит Клодель кашлянула, бросила взгляд на инспектора, потом посмотрела на Бруно Вайса.
– Если хотите, то можете оставаться с нами и дождаться, пока мы получим официальный ордер. Это ваше право, – пояснила она.
– Да, конечно, понимаю. Но в этом нет необходимости. Сейчас я возьму свои вещи и провожу вас.
Он открыл квартиру своим ключом. Двое студентов-итальянцев куда-то ушли, а Сусанна еще не вернулась с занятий.
– С чего вы хотите начать? – спросил Бруно, после того как открыл дверь.
Инспектор быстро окинул взглядом коридор и попросил, чтобы им показали кухню.
На столе стояли две тарелки с остатками еды, пакеты с хлопьями, грязные стаканы и кофеварка… Бруно объяснил, что его жильцы бывают не слишком аккуратны, однако этот беспорядок не имеет отношения к студентке-испанке, которая снимает комнату, освободившуюся после отъезда Лесси Миловач.
– Ну да, Лесси… или как там ее звали, – поправился он.
Инспектор сел на стул и жестом попросил Бруно Вайса последовать его примеру. Маргарит Клодель, не говоря ни слова, вышла из кухни.
Клаус пригладил бороду, прежде чем заговорить. По правде сказать, он не знал, с чего начать.
– Значит, ваша квартиросъемщица из Сербии съехала из этой квартиры за два дня до того, как ее нашли мертвой рядом с другими четырьмя девушками, – произнес он, пытливо вглядываясь в лицо Бруно.
– Да, она сказала, что должна вернуться к себе на родину.
– По каким-то важным семейным обстоятельствам, если не ошибаюсь.
– Так она мне сказала. Но меня удивила такая причина. Как я уже говорил инспектору, которая принимала меня в комиссариате, когда я познакомился с Лесси, она утверждала прямо противоположное. Она говорила, что сирота, что в Сербии у нее никого нет и что она хочет начать новую жизнь в Лейпциге. Ей нравился наш университет, и она писала пьесу для театра.
– Пьесу для театра?
– Да, истории людей, которых она знала.
Инспектор наклонился вперед и поставил локти на колени.
– Она рассказывала вам об этих людях?
– Лесси почти ничего не рассказывала ни о себе, ни о других.
– Полагаю, у нее были друзья.
– Ну да, Хельга. Вы уже познакомились с ней в «Бимбо Таун».
– Та блондинка, которая пила травяной ликер?
– Да. Мы с Хельгой были ее единственными друзьями, насколько мне известно.
Клаус Бауман мысленно представил одну из картин с обнаженными девушками в откровенных позах, которые, как выяснила Мирта Хогг, писал художник из Нюрнберга.
– Где мы можем найти Хельгу?
– Она живет в Берлине, хотя очень часто приезжает сюда навестить свою мать, которая уже много лет находится в лейпцигской клинике для душевнобольных. Возможно, вы также слышали о ее отце, Отто фон Майере.
– Отто фон Майер? Психиатр?
– Да.
На кухню вернулась агент Европола.
– Русские книги на полках принадлежали сербской девушке? – спросила она.
– Это единственное, что Лесси не взяла с собой, когда уехала, – задумавшись на несколько секунд, ответил Бруно. Потом добавил: – Никак не могу осознать, что она не та, кем представлялась, и тем более, что она мертва. Такая милая девушка, такая уравновешенная… Трудно поверить, что ее убили вместе с другими девушками.
Клаус Бауман встал. Ему стало трудно дышать, глаза горели. Он не спал всю ночь. Сердечная боль стала такой острой, что он больше не мог терпеть.