злодеяний. Мы познаем эти миры только через опосредованное знание. Информация проходит через многочисленные уровни фильтрации, репрезентации и интерпретации – средствами массовой информации, гуманитарными организациями, политическим дискурсом, высоким искусством и массовой культурой, историей и социальными науками – прежде чем она достигает заинтересованного взгляда. В этой главе рассматриваются два наиболее влиятельных института, сделавших социальные страдания темой или предметом своей озабоченности[336] – средства массовой информации и гуманитарные организации – и их общие связи с отрицанием, особенно через тезис об «усталости от сострадания».

Умиротворение медиазверя

Средства массовой информации обладают практически полной монополией в создании культурных образов страданий и злодеяний. Телевидение является основным каналом, через который агония далеких людей достигает внимания и совести более привилегированно, безопасно и комфортно расположенных наблюдателей. Сюжет этой книги можно представить только в рамках изображений, созданных средствами массовой информации. Эти образы принадлежат гиперреальности, непрерывному набору парадоксов относительно взгляда наблюдателя на то, что происходит «на самом деле». В невыносимо живом лице руандийской матери, которая ищет в лагере беженцев своих пропавших детей, чувствуется настоящая, неподдельная реальность. Но есть и неизмеримая дистанция, не просто географическая удаленность от события, а невозможность представить, что такое произойдет с вами или вашими близкими. Игнатьев предполагает, что эти эффекты телевидения, близость и удаленность, нейтрализуют друг друга. С одной стороны, непосредственность разрушает старые барьеры на пути к знаниям и состраданию, телевизионные новости становятся «обнадеживающим примером интернационализации сознания»[337]. Но, с другой стороны, их избирательность, беспорядочность и слишком короткий промежуток времени, в течении которого привлекается внимание, делают зрителей «наблюдателями чужих страданий, туристами среди пейзажей страданий»[338].

Мы не знаем ничего достоверного о кумулятивном эффекте медиаобразов. Исследования касаются главным образом более ранних этапов: того, как события исходно отбираются и представляются. Средства массовой информации сканируют события и места, решают, что считать «новостями», фильтруют и формулируют проблемы, представляют каждую проблему в определенном контексте и определяют политическую повестку дня. Подборка новостей о страданиях и зверствах укладывается в классическую формулу: СМИ не говорят нам, что думать, но они подсказывают нам, о чем думать. По мере того, как новости и популярная культура становятся все более глобализованными, формат этого «что-то» (вплоть до словесных интонаций репортера CNN) становится более однородным. Человеческие страдания – это товар, над которым нужно работать и которому нужно придавать надлежащую форму.

Права человека, гуманитарная помощь, развитие или темы «третьего мира» обычно неопределенно классифицируются как «зарубежные» или «международные» новости: события, которые происходят где-то в других местах. Гуманитарные организации, использующие знания для стимулирования сострадания, вынуждены корректировать свои программы с учетом все более мощного и глобального влияния СМИ. Возникает вопрос: «Как … душераздирающие подробности человеческих страданий … преломляются современными маркетинговыми методами, политикой телерадиовещания, культурными стилями национальных гуманитарных движений, визуальными образами и повествовательными формулами, с помощью которых представляются бедствия и поддержка пострадавших, а также какой особой силой и очарованием обладает телевидение?»[339].

Освещение настолько избирательно, что средства массовой информации, по сути, создают катастрофу, когда признают это: «они дают институциональное одобрение или подтверждение плохих событий, реальность которых в противном случае ограничивалась бы местным кругом жертв»[340]. Эти «плохие события» включают не только реальные события, такие как стихийное бедствие или политически инспирированная резня, но и разворачивающиеся события, ухудшающуюся статистику детской смертности, длительное преследование групп меньшинств и деградация положения женщин.

Контекст, в котором отбираются и представляются «плохие события», представляет собой устойчивую тенденцию, сложившуюся за последнее десятилетие среди СМИ в США, Западной Европе и даже Великобритании (некогда самой глобальной в своем освещении новостей) уделять гораздо меньше внимания зарубежным новостям. В категории зарубежных новостей (включая документальные фильмы) особенно снизилось освещение плохих событий в отдаленных местах. Количество упоминаний – это не то же самое, что количество внимания. Даже хорошо освещаемые и драматичные зарубежные конфликты не привлекают широкой общественности, особенно в США. Каждый месяц Times Mirror News Interest Index подтверждает очевидное в удивительных деталях: отечественным новостям в США уделяется больше внимания, чем зарубежным, если только там не присутствуют американцы (обычно в качестве солдат или туристов)[341].

Если освещение не означает внимания, то и внимание не означает понимания. В одном опросе американских студентов изучалось влияние регулярного просмотра телевизора на осведомленность о политических и социальных проблемах[342]. Выборка была разделена на «внимательных», «средних» и «поверхностных» телезрителей. Итог: всем не хватало базовых знаний, особенно по иностранным вопросам. Большинство студентов считали, что правительство США осудило диктатуры, которые оно на самом деле поддерживало. Они считали, что реакция администрации Буша на политические убийства в Сальвадоре была направлена в защиту прав человека (прекращение помощи). Противоположный и правильный ответ (продолжение помощи правительству Сальвадора) выбрали лишь 24 процента. На вопрос: «Какая страна в 1975 году жестоко вторглась в Восточный Тимор и с тех пор оккупирует его?» четыре из пяти предложенных альтернатив были известными коммунистическими «плохими парнями» (Китай, Северная Корея, Вьетнам и Советский Союз). Каждый из этих «плохих» был предпочтен правильному ответу: Индонезия, единственный «хороший парень» и союзник США в списке, поставленный на последнее место, правильно указанный всего 12,5 процентами опрошенных. Постоянные телезрители часто были менее информированы, чем смотрящие телевизор от случая к случаю. Это не подтверждает старый лозунг «Чем больше смотришь, тем меньше знаешь», но и не является хорошей новостью для проекта преодоления культурного отрицания.

Фильтрация изображений

«Где-то там» происходят плохие события; кое-какие события становятся историями о злодеяниях, и лишь некоторые из них становятся событиями в средствах массовой информации. Но почему, имея так много альтернатив, национальная газета или телеканал должны выбирать именно этот репортаж, тему, историю или событие? Чтобы понять культурное отрицание, мы должны сначала знать, что воспринимает, обрабатывает и затем представляет медиазверь. Это тонкая операция именно потому, что медиафильтр очень похож на само культурное отрицание.

Существует три модели медиафильтрации: соответствие, произвол и шаблонность. В корреспондентной модели отбор рационален и объективен. Он обеспечивает точное и достоверное отражение действительности, отбирая события только по их серьезности. В крайних случаях происходит нечто подобное: о политической резне с 200 жертвами сообщают с большей вероятностью, чем о политической резне с 20 жертвами. Но, как правило, ничего подобного не происходит вообще. Если 20 человек будут убиты во Франции, им будет предоставлено больше пространства в западных СМИ, чем 200 в Алжире. Нет нужды рассуждать об очевидном. В сегодняшнем саморефлексивном мире никто не думает, что «Час мировых новостей» является репрезентативным и точным образцом того, что происходит в мире.

В модели произвольности отбор