мы бедны и имеем нужду в благодати Божией…)! Примите слово о любви к бедным не с бедным, но с щедролюбивым расположением духа, да наследуете богатство Царствия. А вместе помолитесь, чтобы и я мог предложить вам богатое слово, мог напитать ваши души и раздробить алчущим хлеб духовный, или, подобно древнему Моисею, низводя, как дождь, пищу с неба и подавая хлеб ангельский, или насыщая немногими хлебами в пустыне многие тысячи, как после Иисус, Истинный Хлеб и истинной жизни Виновник».[806] Таково начало проповеди, которое можно рассматривать как истинный образчик ораторского остроумия Григория. «Все добродетели прекрасны, – говорится далее, – но всех выше и лучше – любовь к бедным, сострадание к тем, кто одного с нами рода. Праведный Мздовоздаятель ни за что так не награждает Своим человеколюбием, как за человеколюбие. Мы должны являть милосердие всем бедным и по какой бы то ни было причине страждущим; должны, как люди, всем людям благотворить, какая бы ни заставляла их нужда искать помощи – вдовство или сиротство, изгнание из отечества или жестокость властителей, наглость начальствующих или бесчеловечие собирателей податей, убийственная рука разбойников или алчность воров, опись имения или кораблекрушение».[807] Превосходно изображение внешнего и внутреннего состояния прокаженного, его беспомощности, непостоянства земного счастья, жестокосердия богачей. Параллельное изображение излишеств и роскоши богача и нужд бедняка по силе обличения и полноте и вообще по степени достоинства совершенно однородно и одинаково с подобными же изображениями Василия. «Для них [бедных] много значит утолить жажду и водой, а у нас пенится в чашах вино: пей до упоения!.. Да еще одно вино отошлем назад, другое похвалим за его запах и цвет, о третьем начнем с важностью рассуждать, и беда, если кроме своего отечественного не будет еще иностранного вина, как иноземного завоевателя! Ибо нам непременно должно вести жизнь роскошную и превышающую нужды или, по крайней мере, славиться такой жизнью, как будто стыдно, если не будут почитать нас порочными людьми и рабами чрева и того, что хуже чрева!»[808] Подобных бытовых черт немало в обширном «Слове о любви к бедным».

«Слово на память святых мучеников Маккавеев», произнесенное, как думают, в Кесарии в 373 году, – одно из красноречивейших произведений Григория, в котором он истощил все средства своего ораторского таланта и образования. Оно более других антично – в смысле хорошего подражания лучшим образцам древности, и его не без основания сравнивают с речью Лисия над убитыми коринфскими воинами. Одну из особенностей этой проповеди составляет вполне удачно примененная драматическая фигура просопопеи в виде ряда речей матери и сыновей к Антиоху. В этом отношении, как и во многих частных мыслях, Слово это представляет близкое сходство со Словом Василия Великого на память 40 мучеников, хотя вообще должно быть поставлено выше его.

В половине 373 года в присутствии отца сказано было Григорием одно из лучших его Слов – «Слово о градобитии», в котором проповедник решает вопрос «Откуда происходят в мире несчастья?»; этот же вопрос несколько шире ставит и глубже исследует Василий в «Слове о том, что Бог не есть виновник зла». Не углубляясь в философское рассмотрение предмета, Григорий решает этот вопрос в том смысле, что все бедствия суть непосредственные действия Промысла Божия, действия любви Божией к людям, то наказующей, то испытующей нас. Та же точка зрения на мировые и общественные бедствия развивается и у Ефрема Сирина в Словах о землетрясении и «О том, что не следует обольщаться эллинскими мнениями», что доказывает знакомство Ефрема с творениями Василия и Григория и полную солидарность с ними во взглядах на вещи. Ефрем в своих Словах лишь усиливает полемическую тенденцию Василия и Григория и излагает предмет в более элементарной форме (см. нашу статью «Ефрем Сирин как проповедник» в предыдущей книге «Христианского чтения»).

В том же 373 году, в конце, говорено Григорием «Слово встревоженным жителям Назианза и прогневанному градоначальнику». В первой части его проповедник держит речь к назианзянам, во второй – к властям, особенно к префекту. В чем состояло преступление назианзян, которое заставляло их ожидать возмездия и вызвало заступничество за них епископа, из Слова не видно ясно. Граждан Назианза, «пришедших в глубину зол, обдержимых скорбью»,[809] проповедник убеждает обращать взор свой горе́, ограждать себя благой надеждой, в радости не терять страха, в скорбях – упования, помнить при ясном небе о возможной буре и во время бури – о кормчем, не быть злыми рабами, которые исповедуют Владыку, когда Он благосотворит им, и не обращаются к Нему, когда наказывает, между тем как иногда болезнь лучше здоровья, терпение – отрады, наказание – прощения. Не следует ни падать духом от бедствий, ни надмеваться от довольства. «Покоримся Богу, друг другу и начальствующим на земле: Богу – по всем причинам, друг другу – для братолюбия, начальствующим – для благоустройства, и тем в большей мере, чем более они кротки и снисходительны. Опасно истощать милосердие начальников, надеясь на частое прощение, ибо, истощив, за их строгость подвергнемся ответственности мы сами, как нарушающие тишину ветром, наводящие на свет мрак и к меду примешивающие полынь. И между нашими законами есть один, постановленный Духом, по которому как рабы должны быть послушны господам, жены – мужьям, Церковь – Господу, ученики – пастырям и учителям, так и все, обязанные давать дань, – повиноваться властям не только за гнев, но и за совесть и не делать закона ненавистным, не доводить себя до меча, но, очищаясь страхом, заслуживать похвалу от власти… Не исполняя своих обязанностей и между тем негодуя на власть, мы поступаем так же, как и тот, кто, сам погрешая против правил палестры, обвиняет раздаятеля наград в ней в несправедливости… Вот утешение и наставление для подчиненных! Сим убогий пастырь возвращает на истинный путь малое стадо».[810]

Затем проповедник обращает слово и к начальникам «для того, чтобы вы не почли нас совершенно несправедливыми, если, убеждая подчиненных к исполнению долга, уступим вашему могуществу, как бы стыдясь или страшась пользоваться нашей свободой, если будем более заботиться о них, а вознерадим о вас, о которых тем более надобно позаботиться, чем полезнее сие для той и другой стороны, чем важнее успех. А противного сему да не будет с нами и нашим словом… Итак… на чем нам помириться? Примете ли дерзновенное слово мое, и закон Христов подчиняет ли вас моей власти? И мы имеем власть большую и совершеннейшую, иначе дух должен уступить плоти и небесное – земному».[811]

Префект Назианза, по изображению Григория, был хорошим христианином, который «со Христом начальствовал» (Χριστῷ συνάρχεις), «лучший