Закулисно Тояма не одобрял реформ и ожесточенно спорил по поводу их проведения как с главой правительства Мидзуно Тадакуни, так и со своим коллегой – вторым главным управляющим, которого звали Тории Ёдзо. Тояма не имел ничего против жесткой сословной границы между самураями и простонародьем. Как и более консервативные коллеги, он считал своим долгом держать в узде непокорных горожан и мог быть весьма надменным и догматичным. Когда в 1841 году в его контору обратилась некая женщина с гражданским иском, он не мог поверить в такую дерзость: «Эта особа – женщина. И она подает мне жалобу. Очередная пустая склока. Женщины каждый день приходят ко мне с жалобами, и я их выслушиваю, но все они просто смутьянки»[632]. И все-таки Тояма полагал, что именно на нем лежит ответственность защищать финансовые возможности простых горожан, чтобы у них оставались хотя бы простые средства к существованию[633]. Когда Мидзуно решил выселить театры на окраину Эдо, Тояма подготовил для него подробную записку, в которой объяснил, что подобная мера резко обесценит недвижимость в театральных кварталах и приведет к обнищанию людей, живущих в этом районе. Когда Мидзуно велел распустить союзы оптовых торговцев, Тояма как можно дольше откладывал оглашение указа. А когда Мидзуно предложил изгнать мигрантов из столицы, Тояма выступил против введения этого приказа на том основании, что приток рабочей силы необходим для поддержания здоровой экономики города.

В каждом из этих случаев Тояма мыслил как самурай, опекающий с высоты своего положения простой народ. Он происходил из семьи, в которой всегда серьезно относились к своему положению в обществе, к своей службе и долгу. Его отца, Тояму Кагэмити[634], усыновила семья знаменосца, чье скромное жалованье было вполне под стать непримечательной истории рода. Но Тояма Кагэмити сумел переломить судьбу, блестяще сдав экзамен, выявлявший талантливых людей для назначения на административные должности, – и сделал головокружительную карьеру в высших эшелонах власти. Сначала ему поручили инспектировать деятельность крупных вельмож, владеющих целыми провинциями; затем его назначили главным управляющим города Нагасаки; наконец, он занял пост главы финансового управления. Тояма Кагэмити стал идеальным сановником: уважаемый, отмеченный наградами чиновник, искушенный ценитель китайской поэзии, прекрасно владеющий искусствами стрельбы из лука, верховой езды и рукопашного боя. На сына – на которого возлагались большие надежды – у него были столь же грандиозные планы.

Но младший Тояма не испытывал большой уверенности в своем будущем[635]. Он был старшим сыном, однако семья знаменосца, усыновившая его отца, настояла, чтобы наследником объявили одного из их родных детей. Поэтому в первые годы его взрослой жизни не предвиделось никакого продвижения по карьерной лестнице. Пока старший Тояма проводил время в служебных разъездах, отправляясь то на север – на далекий остров Хоккайдо, то на юг – в Нагасаки, то на запад – на остров Цусима, младший Тояма оставался дома в Эдо. Он был вынужден подчиняться строгой дисциплине высокопоставленной самурайской семьи и, несмотря на все свои таланты и амбиции, не мог найти место в жизни.

Возможно, поэтому годы спустя горожане стали рассказывать о молодых годах Тоямы, которые он, по слухам, растратил впустую[636]. Говорили, он якшался с любителями азартных игр и ворами, чем приводил в ужас родителей. Якобы был завсегдатаем публичных домов Эдо. Якобы татуировки покрывали его торс и руки, как у чернорабочего, или члена банды, или даже преступника. Может быть, в этих историях содержалась какая-то правда, а может, люди просто искали объяснения, почему сановник, родившийся и выросший в доме знаменосца, проявляет такое сочувствие к беднякам города. Как бы то ни было, имя этого человека окружал ореол легенд, созданных жителями Эдо. Для горожан будто не существовал пожилой отец восьмерых детей, страдавший от геморроя[637] и потому вынужденный просить о дозволении приезжать в замок сегунов не верхом, а в паланкине. В их воображении Тояма Кагэмото оставался лихим молодым повесой, который знал их улицы, играл в их игры, говорил на их языке, но каким-то образом поднялся до самого высокого положения в городской администрации и теперь вершил их судьбами.

На уровне государственной службы, пожалуй, место главы городского управления Эдо было самым обременительным. Как все говорили, эта должность представляла собой верный способ до срока сойти в могилу. И в самом деле, многие главные управляющие столицы умерли буквально на своем посту[638]. Но Тояма – плотный, краснолицый мужчина на шестом десятке[639] – казался исключением из правил. Он был по-прежнему полон энергии, а его зычный голос звучал непреклонно во время допросов преступников. Ему уже не приходилось никому ничего доказывать. В эшелонах власти он поднялся даже выше своего необыкновенно талантливого отца и стал одним из самых доверенных советников сегуна. Более тридцати лет он прожил со своей женой Окэи[640]; их дети сделали блестящие партии и карьеры.

Что могло быть общего у Тоямы с Хиросукэ – этим разведенным мигрантом, этим провинциалом с мутным прошлым и весьма сомнительными претензиями на статус самурая? Тем не менее такой человек мог стать полезным даже очень высокопоставленному сановнику, и Тояма понимал это. Знаменосцы нередко нанимали так называемых финансовых помощников[641], которым поручали запугивать должников и вытрясать налоги из крестьян, населявших хозяйские владения. Кроме того, Хиросукэ мог быть полезен Тояме и в конторе городского управления. Чаще всего поимкой преступников занимались самураи, состоявшие при городском управлении, чьи должности передавались по наследству, однако Тояма держал при себе несколько личных слуг, помогавших ему в сыскном деле[642]. Хиросукэ неплохо знал трущобы и закоулки Эдо, что в данном случае было весьма ценным. Если такого рода слуга в подобной работе оказывался совсем бестолковым, его всегда можно было приставить в помощь приказчику, ходившему с поручениями, или отрядить носить копья и коробки.

Для Хиросукэ стало невероятной удачей попасть на службу к Тояме – это сулило не только благополучие в настоящем, но и уверенность в будущем, которой прежде у него не было. Годами Хиросукэ менял одно место за другим, перемещаясь от особняка к особняку очередного знаменосца: его часто нанимали всего на месяц или два, а потом давали расчет. Однако глава городского управления, да еще с такой репутацией, как у Тоямы, – совсем не то, что обычный самурай или даже знаменосец. Пока Тояма занимает эту должность, ему всегда будут нужны свои люди и всегда хватит денег, чтобы платить им за работу. Наконец-то у Хиросукэ появилась возможность жить с женой. Они с Цунено теперь могли поселиться в комнате при Южной конторе городского управления, поскольку в течение срока службы главного управляющего там были обязаны жить – помимо самого Тоямы – все его домочадцы и слуги[643].