Она вывела его на середину танцпола, где никого, кроме них, не было. Люди смотрели на них и посмеивались. Дилл положил свои дрожащие руки Лидии на бедра.

– Наверное, нам нужно встать как можно ближе друг к другу, чтобы эта сцена была максимально ущербной, – сказала она. – И вообще, почему бы не сделать все как полагается?

Она подошла к нему вплотную, достаточно близко, чтобы ощущать тепло его тела, чтобы видеть краем глаза его красивый подбородок, а не взгляды одноклассников, слышать его учащенное биение сердца, а не насмешки в их адрес.

Пока они танцевали, покачиваясь, как два дерева на ветру, она поняла, что у нее не так хорошо получается чувствовать себя ущербной.

Они возвращались к Лидии домой под ночным небом, усыпанным звездами. Лидия сидела на раме, уперевшись плечом Диллу в грудь.

– Тот парень, фотограф, похоже, был не очень доволен, – сказал Дилл.

– Мне это абсолютно безразлично, – отозвалась она. – Ирония знаешь в чем? Всех как будто больше волновал тот факт, что мы поглумились над их священным обрядом, нежели вождение в пьяном виде или порошки, которые подсыпали девчонкам в напитки.

– Я повеселился от души.

Лидия посмотрела на него и улыбнулась.

– Ты круто отшил Тайсона. Это было – осмелюсь сказать – очень сексуально.

Сексуально, да? Дилл оторвал одну руку от руля велосипеда, согнул ее в локте и поиграл мускулами, гримасничая.

– Что тут скажешь, крошка? Тайсон не на того напал.

Фыркнув от смеха, Лидия схватила его руку и вернула ее на руль велосипеда.

– Ты просто неисправимый идиот. К счастью для наших отношений в долгосрочной перспективе, у тебя плохо получается изображать придурка.

Они миновали книжный магазин. Дилл пытался сосредоточиться на дороге, но все время отвлекался на линию шеи Лидии.

– Мне будет этого не хватать, – сказал он.

Преуменьшение века.

– Этого города? – Лидия махнула рукой на оставшуюся позади городскую площадь. – Или вот этого? – Она показала на них двоих.

– Вот этого. Того, что мы вместе. – Ему нравился вкус этих слов на языке: «мы вместе» – словно нектар. Лидия ущипнула его за щеку.

– Ах. Посмотри только, похоже, ты уловил суть этого вечера.

Дилл отстранился.

– Это что, ущербно – скучать по тебе?

– Разумеется, нет. Я просто стебусь.

Она положила голову Диллу на грудь. Вечерний ветерок с ароматом цветов подхватил прядь ее волос и прижал к губам Дилла. Они щекотали его, но он не стал их смахивать.

Они подъехали к дому Лидии. Как только Лидия спрыгнула с велосипеда, Дилл быстро огляделся и, убедившись в том, что никто на них не смотрит, обхватил ее за талию и привлек к себе.

– Есть еще кое-что, чего мне будет не хватать.

И он поцеловал ее. Она ответила ему с таким жаром, что у него не осталось сомнений: правила снова не действовали.

– И все же, – наконец сказал Дилл, – лучше остановиться, пока нас не увидел твой отец.

– Он заслужил увидеть, как его дочь целуется с сыном пастора: в качестве наказания за то, что заставил меня жить в этом захолустном городишке. Но пойдем. – Лидия жестом пригласила Дилла на задний двор. Сняв туфли, она подошла к уличному водопроводному крану. – Мы вступаем в финальную фазу ущербного выпускного. Пока наши одноклассники в Куквилле догоняются в Holiday Inn и беременеют, мы с тобой будем играть со спринклером и смотреть на звезды до наступления твоего комендантского часа. Да?

Она не стала ждать его ответа – включила воду, и спринклер со звуком чик-чик-чик стал описывать круг, поливая газон.

– Давай же, Дилл. – Она прыгнула прямо под струю воды, визжа и хохоча как ребенок.

Дилл прикрыл лицо рукой, засмеялся и покачал головой. Лидия была уже насквозь мокрая. Остатки ее туши чернильными ручейками стекали по щекам. Сложная прическа развалилась, и волосы намокшими прядями обрамляли ее лицо. Капельки воды искрились на стеклах очков. Она хихикнула и, подхватив спринклер, погналась за Диллом.

Он попытался убежать.

– Нет! Перестань!

Поскользнувшись, он растянулся на мокрой траве, и Лидия набросилась на него. Оседлала его (здесь он не особо яростно сопротивлялся) и облила водой. Несколько минут они бегали и прыгали под струями спринклера, громко взвизгивая и смеясь.

На заднем крыльце дома появились родители Лидии. Ее мама скрестила руки на груди.

– Лидия, ты уверена, что Диллу так же весело, как и тебе?

Он поднялся. У его ног бежали реки воды, а на костюме сбоку было гигантское травяное пятно.

– Да, мэм, весело. По крайней мере, мне так кажется. Я не всегда понимаю, что у Лидии на уме.

Миссис Бланкеншип вздохнула:

– Добро пожаловать в клуб.

– Ладно, дети, – сказал доктор Бланкеншип, – мы оставим полотенца у задней двери на случай, если захотите войти в дом. А сами пойдем смотреть телевизор.

Лидия взмахом руки отправила их в дом, и они скрылись за дверью. Она схватила Дилла за руку.

– Итак, пора смотреть на звезды.

Она вытащила Дилла на середину газона, и они бок о бок плюхнулись на мокрую траву.

Пару часов они без умолку болтали и смеялись, медленно обсыхая. После этого притихли и стали смотреть в безграничное звездное пространство, а вокруг них совы и сверчки пели хвалебную песнь ночи.

Потом Лидия прильнула к Диллу и положила голову ему на грудь, рядом с плечом. Он ощущал каждый нерв своего тела, как шелест ветра в высокой траве.

– Ладно, Дилл, – пробормотала она, – я солгала. Вот это финальная фаза ущербного выпускного. Вместо того чтобы тебя соблазнить, твоя спутница сейчас уснет на тебе.

Ее волосы каскадом рассыпались по его груди, образуя устья и притоки. Ее дыхание стало ровнее, а голова отяжелела. Что из этого выйдет? Что с нами будет? Нет, не спрашивай. Просто прими этот дар, этот момент, после всего, что жизнь у тебя забрала. Дилл чувствовал себя сияющим, словно его кровь флуоресцировала, будто его гулко пульсирующее сердце просвечивало сквозь кожу.

Через некоторое время Лидия, издав звук, похожий на урчание, пошевелилась и прильнула к нему еще ближе, уткнувшись губами ему в шею. Дилл ощущал ее теплое дыхание. Она закинула ногу Диллу на бедро.

Она – то самое. Она – все. Она – мой стандарт красоты и останется таковым до конца жизни. Каждое прикосновение я буду сравнивать с ее дыханием, ласкающим мою кожу. Все голоса – с ее голосом. Любое мнение – с ее мнением. Мой критерий совершенства. Имя, высеченное во мне. Если бы я только мог, я бы лежал вот так с ней под этими звездами, пока у меня не разорвется сердце.