Рядом с ним встал Ринг. Остальные ушли осматривать уцелевшие части фрегата. Несмотря на потрепанный вид, внутри кают сохранились гамаки и бочки, а в некоторых круглых окошках до сих пор блестело слюдяное стекло. «Вечный» набрал в паруса ветер и Тьму и уже вполне уверенно скользил по воздуху. Рейна с Киаром скрылись в одной из кают, остальные девушки расположились на корме корабля.

Ветер трепал паруса, высыхающие доски трещали и звенели. Мы летели над ущельем. С одной стороны тянулись высокие скалы, с другой – начались леса. Дверь осталась позади и думать о том, что мы все дальше от возможности вернуться – было страшно.

Но об этом никто старался не упоминать.

– Знаете, а в одежде Ринг не кажется таким огромным, – шепотом произнесла Мелания, поглядывая в сторону носа фрегата. – Хотя нет, кажется… Вы видели у него на спине рисунок из шрамов? Ужас какой…

Конечно, мы видели. Это трудно не заметить! От поясницы до плеч кожа здоровяка была исчерчена полосками, складывающимися в замысловатое изображение.

– Это его родные горы и знак святого из Эхверского ущелья, – ни на кого не глядя, бросила Ливентия. – Покровителя и утешителя тех, кто навеки остался под толщей земли. Как отец Ринга. Как его братья. В обвале выжил только Ринг. Он провел в туннелях две недели и случайно нашел месторождение драгоценных лазуритов. Но это уже не помогло его семье. Рисунок шрамами сделан в память о них.

Мелания прикусила язык и широко открыла глаза.

– Я не знала, – пробормотала послушница. – A откуда ты…

И осеклась, когда южанка демонстративно отвернулась. Ливентия бросила быстрый взгляд на нос корабля, где стояли Кристиан и Ринг.

– Отец Ρинга был каторжником. И перед смертью взял в него клятву, что сын добьется чего-то большего. Станет человеком, которым можно гордиться. Или даже побывает в Двериндариуме.

– Что ж, Ринг исполнил свою клятву, – твердо сказала я.

Ливентия замолчала, уже в открытую глядя на стоящих рядом Кристиана и Ринга. В ее глазах, густо обведенных черной краской, билось странное чувство. То ли сожаление, то ли боль. Но возможно, это был лишь изменчивый свет угасающего дня.

Повисло молчание, и, поднявшись, я решила найти Ρжавчину.

Он сидел в углу трюма, на куче пустых бочек. Через оконце били лучи заходящего солнца, скрещиваясь оранжевыми шпагами посередине. Когда я вошла, Ржавчина вскинул голову и оскалился. Но я молча села рядом. Хотелось прикоснуться к другу, но я не решилась.

Мы изменились.

– Терпеть не могу корабли, – мрачно протянул парень. – Сыро, воняет плесенью и рыбой.

– Ты можешь использовать свои крылья и лететь рядом, – улыбнулась я.

– Ну уж нет. Не собираюсь облегчать февру задачу. К тому же за вами всеми нужен пригляд. Особенно за девчонками. Знаешь, мне нравятся ваши наряды. Согласись, так гораздо лучше, чем в длинных платьях, которые вы носите за Дверью!

– Ты неисправим. Признайся, что мог бы принести одежду получше, но не захотел из вредности.

– Из практичности, – Ржавчина зевнул. – Зачем же собственными руками закрывать женские прелести? Когда еще представится возможность их рассмотреть?

Я тихо рассмеялась. А потом спросила:

– Не расскажешь, что у тебя с Рейной?

– Рейна? – Ρжавчина поднял брови. – Кто это?

– Ой, брось. Я видела, как ты на нее смотришь. И она на тебя.

– Ревнуешь? – обрадовался парень.

Но я покачала головой.

Он помрачнел и насупился. Некоторое время мы сидели молча, рассматривая пыль, танцующую в лучах света. А ещё – тени, дымом клубящиеся по углам.

– Значит, ты все-таки выбрала сторону, – тихо произнес Ржавчина.

Я просто кивнула. Да, выбрала.

– Я приказал всем изменённым отступить и спрятаться в лесах, – глухо сказал мой друг. – Ты права – это не наша война. Мы ее не хотели. Не могу больше слышать вой чудовищ. Ты знаешь, я всех их слышу. В своей голове… Мысленно они плачут совсем как люди.

– Еще не все кончено, – прошептала я, сжимая его ладонь. – Это ещё не конец.

Мы помолчали.

– Ты видел, что сделал Приор? Он освоил частичное изменение. Он Двуединый. В отчетах Верховного было предположение, что и ты – тоже, Ржавчина.

Парень вытянул перед собой ладонь и растопырил пальцы. Сейчас они выглядели обыкновенной человеческой рукой – слегка грязной. Ни устрашающих когтей, ни шерсти.

– Я не знал, что такое возможно, – задумчиво произнес мой друг. – Частичное изменение! Возможность становиться человеком по собственному желанию! A я-то все гадал, как Приор возвращается в человеческий облик.

– Вероятно, ты тоже так сможешь, если постараешься. Попробуй сосредоточиться и вспомнить то состояние, которое предшествует изменению. Ну же, попробуй! Уверена, ты сможешь! Попытайся выпустить когти.

Ржавчина насупился и уставился на свою руку. От усилий его лоб прорезала складка, вокруг губ залегли морщины. Некоторое время ничего не происходило, потом… потом на ладони парня вылезли клочки коричневой шерсти.

– Получается… получается! – завопила я.

Ржавчина рыкнул и… изменился полностью. Эфрим издал негодующий рык, а я со вздохом протянула ему свою ладонь для очередного укуса.

A когда друг вернулся в человеческий облик – похлопала его по плечу и встала.

– Уверена, у тебя получится. Надо только потренироваться.

Эфрим буркнул что-то ругательное.

Красное солнце таяло за горами. Синие леса потемнели до цвета густого индиго. На фоне полосатого фиолетово-оранжевого горизонта гора в форме лошади стала казаться плоским силуэтом, вырезанным из черной бумаги. С другой стороны скал выползал белый шар луны. Зажигались яркие голубые звезды, складываясь в неизвестные созвездия. Я запрокинула голову, пытаясь найти в россыпи сияющих точек Указующий Перст или Око Небесного Отца, которое всегда горело на небосводе моего мира, но не видела их.

«Вечный» поскрипывал такелажем и вздыхал, словно живой.

К ночи заметно похолодало и я начала дрожать в своем скудном наряде. Друзья тоже замерзли и попрятались в каютах, надеясь там найти хоть немного тепла. К сожалению, влажные доски и студёный ветер этому не способствовали.

«Вивьен», – шепнули мне Тени. И я пошла туда, куда они звали.

Кристиан по-прежнему стоял возле штурвала – один. Мгновение мы смотрели друг на друга. A потом я шагнула к нему. В его тьму, в его объятия. Февр прижал меня к горячему телу, укрыл темнотой. Я уткнулась носом в его плечо, ощущая, как отпускает нервное напряжение и холод. Ладони медленно отогревались на его коже.