— Дорогая, тебе надо накинуть шаль, когда пойдешь по галерее. Там ужасные сквозняки. Надеюсь, в этот раз они там подмели, а то после прошлого бала подол моего платья был просто черным от пыли. Уверена, именно из-за грязного пола в галерее.

Мисс Карсуолл встала на цыпочки и, любуясь своим отражением, покрутилась, перед зеркалом, висевшим в проеме между окон.

— Слава богу, я купила эту шаль. Она подчеркивает цвет платья.

Казалось, свечи по обе стороны зеркала кивнули в знак согласия.

Я тихо сказал:

— Шаль подходит к вашим глазам, мисс Карсуолл, если можно так выразиться.

Она взглянула на меня: лицо строгое, как у монашки, но глаза сверкают.

— Вы очень любезны, сэр, — тихо ответила она.

— Мои перчатки, где мои перчатки? — закричал мистер Карсуолл. — Кто их взял?

— Мне кажется, они на подлокотнике вашего кресла, сэр, — сказал я.

— Надеюсь, все-таки останутся места у камина, — проворчала миссис Ли, — если мы не будем сидеть тут слишком долго.

Наконец они уехали, и я остался один. Я слышал, как их голоса и звук шагов тают на лестнице и удаляются по коридору. Хлопнула входная дверь. В гостиную хлынула тишина. Я снова сидел за столом и лениво листал газету.

Попытался даже читать, но газета быстро наскучила. Я слышал шум за стенами комнаты — торопливый топот слуг, грохот отъезжающих экипажей на улице, громкие голоса и обрывки музыки. Мисс Карсуолл права: нет ничего печальнее, чем сидеть в одиночестве и слушать, как веселятся другие.

Спать не хотелось. Можно пойти и посидеть в пивной или в кофейне, но не было настроения сидеть среди шумной толпы. Вместо этого я взял перо и бумагу, сел и написал запоздалые письма Эдварду Дэнси и мистеру Роуселлу.

Письма я сочинял, наверное, больше часа. Конечно, я не мог быть до конца откровенен ни с одним из своих адресатов, но по разным причинам. Однако моему перу и без того хватило работы, поскольку я пространно описал все великолепие Монкшилл-парк и характеры его обитателей. Я уже заканчивал второе письмо, как в дверь постучали, Я поднял голову, ожидая увидеть горничную, но это была София Франт, в том же платье, что и за обедом.

— Прошу прощения, мистер Шилд, — быстро сказала она не совсем твердым голосом. — Надеюсь, я не оторвала вас от чего-то важного.

— К вашим услугам, мэм.

— Мне хотелось посоветоваться с вами по одному вопросу… ммм… деликатному вопросу.

Я пододвинул кресло к камину:

— Садитесь, прошу вас.

— Минуту назад я случайно оказалась у окна нашей спальни, — тихо начала она. — Рамы стучали, и я решила закрепить их. Окно выходит на улицу, ведущую к Уэстгейт-стрит. Я посмотрела вниз и увидела женщину, — она замолчала. — Прошу вас, мистер Шилд, пусть разговор остается между нами.

— Разумеется, мэм.

— Я знала, что могу положиться на вас, — она успокоилась и взяла себя в руки. — Дело в том, что у дверей таверны висит фонарь, его свет упал на лицо женщины и… Это была миссис Джонсон.

— Но я думал, она с Руиспиджами на балу.

— Я тоже так думала. Но подождите, это еще не все. На миссис Джонсон был плащ с капюшоном, но капюшон упал, и оказалось, что на ней нет шляпки, и распущенные волосы в беспорядке струятся по плечам. Я видела, как она идет по направлению к Уэстгейт-стрит. Она качалась из стороны в сторону, а один раз поскользнулась и едва не упала. Какой-то мужчина вышел из таверны, обхватил ее за талию, но она отпихнула его, а потом завернула за угол и исчезла из виду. А тот тип последовал за нею.

— Она нездорова? — настал мой черед для замешательства. — Или?

— Или хуже, — закончила за меня миссис Франт. — Возможно, она вошла в дом, как только я потеряла ее из виду. Я пошла в спальню, приготовленную для нее. Багаж прибыл, но самой миссис Джонсон нет. Ну, вообще-то я не надеялась найти ее там, мы бы услышали стук в дверь.

— Может быть, она на первом этаже?

— Нет, я вызвала горничную и спросила, видела ли она сегодня вечером миссис Джонсон. Я притворилась, что у меня для нее послание, потому что не хотела говорить правду. Не знаю, можно ли доверять местным слугам, а если миссис Джонсон не в себе… — ее голос затих.

— Да, — сказал я, — я вас понял, мэм. Я мог бы прямо сейчас отправиться на поиски миссис Джонсон. На сборы уйдет всего минута — только возьму шляпу и пальто. В той части здания, где меня поселили, есть отдельная лестница и свой вход. Уверен, я смогу выйти, не привлекая внимания.

— Надеюсь, — миссис Франт поднялась. — Я бесконечно благодарна вам, мистер Шилд. Подождите меня две минуты.

— Мадам, но вы не можете идти со мною.

— Почему же?

— Это неприлично. Если вас увидят…

Она уже стояла у дверей.

— Меня никто не увидит.

— Все еще идет снег, мэм.

— Немного снега мне не повредит. У меня тоже есть плащ с капюшоном. Я представляю себе чувства бедной миссис Джонсон, если она заподозрит, что ее преследует какой-то мужчина в столь поздний час. Особенно если она не в себе.

— Но она же меня знает.

— Плохо. Я уже все решила, мистер Шилд. Мне ничто не грозит, пока я под вашей защитой. А если мы найдем, нет, когда мы найдем миссис Джонсон, она не встревожится, если к ней обратится дама.

Миссис Франт действительно собралась за две минуты. Она встретила меня в коридоре — в плаще с капюшоном, с теплыми башмаками в руках. Мы ни с кем не столкнулись по дороге на чердак, откуда спускалась отдельная лестница. Миссис Франт так не терпелось поскорее выйти из гостиницы, что она раньше меня очутилась в тусклом коридоре, освещенном одним-единственным фонарем.

Дверь была заперта на засов, а не на замок. Она выходила на узенькую аллейку за домом, а таверна располагалась с другой стороны. Миссис Франт надела башмаки и взяла меня под руку. Мы двинулись по мрачной Уэстгейт-стрит.

На улице все еще было полно народа. Вымощенные булыжником тротуары по обе стороны дороги покрывал слой пушистого снега, а проезжую часть — изрезанная колеями подмерзшая слякоть. Никого похожего на миссис Джонсон мы не увидели.

— Давайте дойдем до перекрестка, — предложила миссис Франт. — Если миссис Джонсон не зашла в гостиницу, то можно предположить, что она отправилась в этом направлении.

Мы зашагали дальше, всматриваясь в темные проходы и аллеи, заглядывая в ярко освещенные пивные, изучая лица прохожих. Мы молчали. Капюшон наполовину скрывал лицо миссис Франт, видны были только глаза. Я боялся, что она может упасть, поскольку под ногами был лед, припорошенный снегом, и взволнованно вслушивался в стук башмаков миссис Франт, готовый подхватить ее, если она оступится.