Эша сидела в углу, обхватив ладонями голову, уттарья валялась на полу.

В сердце Кунала что-то перевернулось. Он хотел обвинить ее за перенесенную в прошедшую неделю боль, за потерю свободы, однако именно он принял все решения, которые привели его во вражеский стан.

И он видел: жизнь Эши не принадлежала ей полностью. Ей был нужен кто-то точно так же, как ему в прошлом – и сейчас. И она спасла его. Теперь он понял смысл предупреждения принца.

Эша спасла его, и принц был этим крайне недоволен.

Он вошел и захлопнул за собой дверь.

Скрип выдал его присутствие, и Эша вскинула голову. Ее рот превратился в мрачную линию.

– Ты не обязана это делать, – сказал он, приближаясь к ней. Медленно, чтобы не спугнуть. Кунал намеревался продолжить речь, дать объяснение, но она вскочила и начала лихорадочно двигаться, хватая заколотые волосы и одежду. Очевидно, она поняла его достаточно хорошо.

– Что ты знаешь? Королевский род Химьядов приютил меня, когда я все потеряла. Когда я превратилась в ничтожество, – ответила она безжизненным голосом.

– Ты не обязана отдавать им жизнь только потому, что однажды они тебя спасли.

– Разве?

Безнадежность вопроса заставила сжаться его горло и проникла глубоко в душу. Тот же вопрос, что он шептал самому себе снова и снова, будучи ребенком. Тот же вопрос, что привел его сюда, вынудил преследовать Эшу любой ценой.

Эша избегала его взгляда. Она вытаскивала шпильки из прически и швыряла их в серебряные чаши на туалетном столике. Потом грубо схватила тоненькую уттарью и кинула на кровать.

– Можешь продолжать третировать меня из-за жизни, которую не знаешь и никогда не поймешь, но прямо сию минуту не мог бы ты отвернуться, чтобы я стащила с себя эту треклятую одежду?

В голосе Эши звучал металл. Она стояла, развернув плечи и вскинув подбородок.

Кунал быстро отвернулся, пошатнувшись от резкого движения, и оказался лицом к лицу с большими гобеленами, украшавшими стены комнаты.

Он измерял наступившее молчание, подсчитывая вдохи и выдохи.

Звуки раздевающейся Эши – перезвон колокольчиков, клацанье украшений – стали тише, и наконец-то наступил покой.

– Все, что у меня оставалось, – тьма в сердце и ненависть, пропитавшая меня до мозга костей. Их семья взяла меня к себе после того, как твой генерал Хотха с солдатами убили моих родителей – Харун тогда тоже был ребенком, и все они страдали от утраты сестры и предательства дяди. Он и его родные увидели в том раненом ребенке нечто достойное спасения. Да, я была дочерью их посла, но то, что они сделали для меня, выходило за рамки простой доброты. Ты на моем месте не хотел бы отдать этим людям все? – спросила она мягким, полным боли голосом.

Она приблизилась и встала сзади. Кунал ощутил ее маленькие ласковые руки на спине. Он прикрыл глаза, отгоняя прочь воспоминания о том, как льнул к ней.

– Да, – сказал он просто. – И нет. Хотя к такому ответу я пришел недавно. Благодаря тебе. – Он глубоко вдохнул. – Дядя был таким человеком для меня. Он утаил мою личность, взял к себе незаконнорожденного племянника и вдохновил стать солдатом. Я считал, что обязан ему всем. Ты не единственная, кто лишился семьи во время переворота. – Он сделал паузу. – И он мертв. Человек, который был мне вместо отца.

Отголоски ярости вновь наполнили его душу, но после всего, через что прошел Кунал, они казались выхолощенными.

– Он был ужасным человеком… – тут же произнесла Эша, и ее ладошки соскользнули с его спины. Кунал прервал ее – обернулся, поймал за руки и притянул ближе. Сейчас на Эше было многоцветное сари с завязанным наспех кушаком.

Темные кудри падали ей на лицо, глаза ярко горели.

– Я никогда не утверждал, что он был хорошим человеком. Я сказал, что он был единственным отцом, которого я знал.

Кунал опустил голову. Вот она, давняя вина, слепое обожание, которое руководило столь многими из его поступков. Он пытался надеть эту старую броню, но она больше не подходила по размеру.

Она лишь углубила его печаль.

– Я его не убивала.

Он резко поднял голову.

– Не стоит шутить на такую тему.

– Я не шучу. Кунал, ты должен поверить мне.

– Я – тебе? Ты, Гадюка… – Он почти расхохотался, словно это была единственно возможная реакция.

– Я солгала раньше. – Она заторопилась, и смех исчез с его лица, он прислушался. – Не буду отрицать, что хотела убить, но, когда попала в его комнату, там уже кто-то побывал и оставил один из моих мечей. Я солгала, чтобы продлить иллюзию. Мне нужно было узнать, кто меня подставил, а если бы истинный убийца понял, что я его преследую, то мог бы спрятаться. И тогда я бы никогда не раскрыла его личность.

Возможно ли это? Он искал что-то, чтобы проклясть или простить ее, и ничего не нашел. А теперь, когда он принял все целиком, то получил ответы, которых жаждал.

Ирония богов в его судьбе.

Тяжесть, о которой он не ведал, упала с плеч. Может, он и связан с Эшей, но по крайней мере сейчас он способен смотреть на нее вне кровавых рамок прошлого. Больше никаких теней.

Все еще оглушенный новостями, он попытался успокоиться хоть немного.

– Это была не я… – снова начала Эша.

– Тогда кто?

Он хотел спросить, отчего она солгала, отчего не сказала ему с самого начала – но разве он поверил бы? Кто мог быть настолько безумным, чтобы убить генерала Крепости и затем повесить преступление на Гадюку?

– Я все еще пытаюсь это выяснить. Пока что не знаю.

Эша сделала шаг вперед и положила ладонь на его руку.

– Кунал. – Он взглянул на нее – глаза Эши пронзали насквозь. – Мне жаль. Боль от потери близкого всегда глубока несмотря ни на что.

Судя по хрипотце в ее голосе, извинения были искренними, и он знал, чего ей стоило их произнести. Ее слова сняли боль Кунала, как бальзам, нанесенный на гноящуюся рану вины и долга перед дядей, который он нарушил, защищая Эшу.

– Он сотворил из меня солдата. Он дал мне будущее. Но также разрушил прошлое, стер его настолько, что я уже не мог припомнить звук маминого голоса. Всегда чувствовал, что он терпит меня только благодаря мыслям о том, как он сделает из меня солдата. Он хотел сделать из меня истинного воина – не такого, как его брат. Может, он пытался спасти меня от участи пешки, о которой ты говорила. Может, дело в эгоизме. Я этого никогда не узнаю.

– Помню, у нее был дивный голос, – нежно сказала Эша.

Она взяла его ладонь в свои, сцепив свои мозолистые пальцы с его, такими же мозолистыми, и это казалось самой правильной вещью в мире.

– Помню отрывки песен, но он выбил из меня поэзию и оставил взамен холодную сталь. До сих пор не понимаю, когда я забыл мамин голос, – печально признался Кунал. – Но прошедшая луна, все те недели вытащили наружу годы воспоминаний, которые я похоронил глубоко внутри. Чувства и мысли, которые я игнорировал.