– Иду, не трынди, – огрызнулся другой. – С этой сукой мыпо-любому успеем расправиться!

Взлетев на последний этаж, я затаилась. Снизу, пугаясоседей, доносились глухие удары. Братки пытались выломать дверь моей квартиры.Когда шум наконец стих, я бегом спустилась вниз и нос к носу столкнулась схудощавым братком, стоявшим у подъезда. Увидев меня, браток, нехорошоусмехнувшись, полез в карман за пистолетом. Оттолкнув его, я со всех ногбросилась обратно.

– Держи ее! – закричал браток и побежал за мной.

На мое счастье обычно закрытая дверь на чердак оказалась незапертой. Выбравшись на плоскую крышу, я спустилась по пожарной лестнице внизи, оставшись незамеченной, выбежала на улицу. Поймать такси оказалось деломдвух минут. Попросив водителя отвезти меня на вокзал, я задумалась. Может, нестоит туда ехать? Скорее всего, на вокзале меня ждут…

Как и следовало ожидать, у центрального входа в вокзал стоялбронированный джип. Рядом с ним, неприязненно оглядывая прохожих, маячилибритоголовые братки.

Такси остановилось.

– Едем в аэропорт! – сказала я, протягивая водителю сотеннуюкупюру.

В аэропорту выйти тоже не удалось. Братки были повсюду.Откуда только они взялись в маленькой интеллигентной Праге? Этот вопрос давноуже мучил меня…

– Куда теперь? – на ломаном русском языке спросил уставшийчех.

– На барахолку, – ответила я, решив поменять внешность.

«Блошиный рынок» уже закрывался. Купив у какой-то бабулькипобитое молью выцветшее платье, сохранившееся со времен войны, и такую жешляпку с пыльными искусственными розами на тулье, я, содрогаясь от отвращения,нацепила это рубище на себя и, присмотрев очки с плюсовыми диоптриями,решительно водрузила их на нос. Водитель, увидев меня, удивленно вытаращилглаза. По его виду я поняла, что у меня наконец появился шанс выбраться изгорода.

У вокзала по-прежнему стоял джип. Втянув голову в плечи, я,как каракатица, вылезла из такси и, подволакивая ногу, засеменила к билетнымкассам. Глаза нещадно болели. В этих дурацких очках приходилось идти чуть ли нена ощупь, но это даже играло мне на руку. Образ подслеповатой идиотки, толькочто покинувшей дурдом, удался на славу…

К вечеру следующего дня я уже была в Москве, а еще через двадня в Новосибирске. Сняв деньги с банковского счета, купила небольшую квартиру,обставила ее по своему вкусу и потихоньку стала приходить в себя. Со временем уменя появился вкус к жизни. Выглядеть старой и некрасивой не хотелось. Да икакая старость в двадцать шесть лет! Несколько раз съездив в столицу и сделавряд дорогостоящих операций, я навсегда распрощалась с уродливыми шрамами,портившими мою внешность. Коррекция фигуры и специально составленная диетадовершили дело…

…Тот вечер я запомнила в мельчайших подробностях. Околошести позвонил Савелий. Он собирался навестить меня после работы…

– Хорошо, – говорю я, – приезжай, буду тебя ждать, – и бегув комнату переодеваться. Времени у меня немного – пятнадцать минут. Савелийчеловек пунктуальный, скоро он появится здесь…

– Ну вот ты и стала прежней, – улыбается Савелий, протягиваямне букет свежих хризантем. – Словно ничего и не было…

– Я уже так привыкла к хирургическому ножу, что теперь и непредставляю, как буду жить без всего этого, – смеюсь я и с удовольствием смотрюна себя в зеркало. – Я красивая?

– Красивая, – кивает Савелий, опуская глаза.

– Тогда это дело надо отметить, – улыбаюсь я и приглашаюСавелия в ресторан.

Мы сидим в уютном зале, потягивая виски, и болтаем обо всемна свете. Затем, прихватив неоткрытую бутылку с собой, выходим на пустыннуюулицу. Я беру Савелия под руку и говорю:

– Поехали к Мишке! Он составит нам компанию…

Савелий испуганно смотрит на часы:

– Слишком поздно, Вера! Мы поедем к нему завтра.

– Савелий, ты… – в который раз не договариваю я свой вопрос!

Савелий понимает меня сразу:

– Я его не убивал, Вера. Клянусь!

Рядом с нами внезапно останавливается джип с тонированнымистеклами. Из джипа выходят крепкие ребята, открывают задние дверцы и спускаютна землю инвалидную коляску. Вздрогнув, я узнаю Макара. Он, как всегда, отличноодет. Я смотрю на его брюки и пытаюсь понять, что под ними находится.

– Привет, Верунь, – говорит Макар и, перехватив мой взгляд,поясняет: – Это протезы, девочка моя. Качественные немецкие протезы. Ноги, ксожалению, оторвало.

Двое мордоворотов, заломив Савелию руки, заставляют его лечьна землю. Макар вынимает пистолет и наставляет его на меня. Я улыбаюсь,понимая, что это конец.

– Сделай глоток, – протягиваю я бутылку Макару. – Это«черный бархат». Мой любимый… Ты мне всегда его покупал…

Макар делает глоток и передает бутылку мне. Взяв ее, ястараюсь унять нервную дрожь. Затем смотрю на Макара и, удивляясь собственнойсмелости, спрашиваю:

– Макар, а это больно, когда отрывает ноги?

– Больно, – серьезно отвечает Макар. Он и не думает отводитьпистолет.

Один из мордоворотов не выдерживает и говорит:

– Макар, если ты сам не можешь, дай я ее пристрелю. У менярука не дрогнет!

– Я сам! – кричит Макар, снимая пистолет с предохранителя.

Я смотрю на Макара в упор и спрашиваю:

– Макар, это ты убил моего мужа?

– Я, – кивает Макар. – Сначала я убил своего лучшего друга.Он мне до сих пор по ночам снится. Затем я взорвал твой ресторан, устроил бойнюна пикнике, а потом убил твоего мужа. Яне рассчитывал, что в момент взрыва тыбудешь рядом. Верка, а ты отлично выглядишь для душевнобольной женщины.

– Я в порядке, – с облегчением улыбаюсь я. – Я в полномпорядке. Я знала, что это ты…

Пистолет в руке Макара больше не дрожит. Десять… девять…восемь… семь… Открыв сумочку, я достаю косметику и начинаю подкрашивать себегубы… Шесть… Пять… Четыре… Помада у меня стойкая, сразу не сотрется… Три… Два…Красные губы на мертвом лице… На мертвом… лице…

– Стреляй Макар, я готова! – говорю я.

– К чему? – Макар ошарашено смотрит на меня.

– К смерти, – устало поясняю я. – Я хочу умереть красивой. Яхочу, чтобы ты пожалел о том, что сейчас сделаешь.