– Более или менее. Как там у тебя?

– У меня все путем. Создаю английскую разведывательную сеть в поте лица своего. Лоншан должен быть мной доволен. Сегодня я разослал записки конспиративного содержания двум десяткам местных сановников. Как тебе нравится: «Деньги в обычном месте. Принц благодарен вам. Надеемся на дальнейшее сотрудничество» – это для старины Вальтера. А вот командиру гарнизона: «Вы знаете, когда открыть ворота. Мысленно с вами». По-моему, неплохо?

– Ты с ума сошел. А если бы тебя вдруг поймали?

– Исключено. Меня там и рядом не лежало. Здесь поработала гвардия Аптекарского переулка. А уж они позаботились, чтобы часть записок попала куда следует. По пять гроттенов за записку – и наши малолетние союзники на Библии поклянутся, что записки им дал невысокий крепыш со странным выговором. Да, к вопросу о крепышах: если тебя интересует Малыш Эд, то он скрывается у сэра Девида Бервуда.

– Ладно, будем надеяться, что сойдет с рук.

– Сойдет с рук? Да с мнительностью Лейтонбурга здесь такая охота на ведьм начнется, что его высочеству будет просто не до тебя.

– Вот этого я и боюсь. Кстати, к вопросу о письмах. Незадолго до ареста я получил записку от некоей прекрасной дамы. Она приглашала меня в полночь в дом Трех Подков, что на улице Святого Юстиниана. Как ты понимаешь, я не успел туда завернуть. Проверь, не была ли это леди Джейн. Да и вообще, если она уже сделала свое дело, ее пора выводить из игры. Как там Лоншан? Не забудь, миссис Эйстон надо на него вывести.

– Нервничает. У меня создалось впечатление, что он понимает, какие закулисные игры идут за его спиной. Не скажу чтобы это ему нравилось. Вот он и дергается, как уж на сковородке.

– Познакомь его с маркизой. Может быть, ее присутствие благотворно скажется на душевном спокойствии его преподобия.

За дверью опять послышались возня и грохот отпираемых замков. Я приподнялся на локте и с удивлением заметил, что боль ушла. Конечно, царапины, полученные в последней свалке, еще саднили, но это уже были мелочи. Я встал и с удовольствием потянулся.

Церемония приема гостей повторилась с той лишь разницей, что на этот раз ко мне пожаловал местный кузнец со своим подмастерьем. Работали они споро, видимо, сказывался богатый опыт. Скоро на руках у меня красовались новенькие браслеты, соединенные изящной полуметровой цепочкой в палец толщиной. Закончив свое дело, они откланялись, и мастер Ханс с напарником потащили меня прочь из моего номера.

В коридоре меня ждал почетный эскорт. Судя по выправке и экипировке, это были не какие-то там стражники, это были герцогские гвардейцы. Оружие они держали на изготовку, предупреждая каждое мое движение.

– Что, парни, страшно? Да ну, не бойтесь. До завтрака я никого убивать не собираюсь.

Молчание было мне ответом.

– Да что вы, ей-богу, такие кислые? Это же я тут сижу, а не вы! Возьмите себя в руки.

Один из гвардейцев ткнул меня рукоятью секиры пониже ребер, прерывая мои словоизлияния и делая знак двигаться, а не болтать. Я охнул и, в краткой форме сообщив этому ублюдку, что после того, что было между мной и его матерью, возможно, являюсь его отцом, поплелся по коридору между двумя рядами моего эскорта.

В мозгах у меня уже начало мутиться от частой смены переходов, темных коридоров, резких поворотов, подъемных решеток и тяжеленных дверей, когда мы наконец достигли цели. Уже знакомый мне слуга его высочества критически оглядел меня и толкнул дверь, впуская нас в большую залу.

Помещение было ярко освещено и богато драпировано. Тяжелые бархатные полотнища на стенах, собранные золотым шнуром в элегантные складки, нарочито подчеркивали официальность места моего судилища. В противоположном от меня конце залы на высоком резном кресле, чтобы не сказать троне, восседал принц Оттон фон Гогенштауфен во всем своем грозном величии. Уж и не знаю, тренировался ли он для роли императора или же ему с детства хорошо давался образ всевеликого отца народов, но в любом случае смотрелся он весьма импозантно.

Как недостойный металл, дешевое олово, обрамляющее бесценный бриллиант, вокруг величественного сооружения, подпиравшего седалище его высочества, располагались остальные члены суда.

Они занимали два золоченых табурета, обтянутых алой парчой, по обе стороны императорского дядюшки. По правую руку от Лейтонбурга сидело местное преосвященство в фиолетовом одеянии с массивным наперсным крестом, усыпанным драгоценными каменьями. По тому, как сей достославный прелат держал свой епископский посох, можно было предположить, что охотничье копье бывало в его руках ничуть не реже этого знака пастырского достоинства.

Лицо его вполне могло бы считаться почтенным, если бы не напоминало оно так разительно морду кота, объевшегося сметаной. С другой стороны фланг его высочества прикрывал невзрачного вида мужичонка, робко ерзавший на предоставленной ему посадочной поверхности, все время вертя в руках позолоченную бургомистерскую цепь со знаком его высокой должности, как бы давая понять, что он здесь не просто так, а по делу. Здесь же, за высокой спинкой кресла-трона, радостными лучами отсвечивала лысина мага, что-то возбужденно шептавшего своему господину. Его высочество время от времени кивал головой, слушая придворного собирателя летучих мышей и сушеных жаб вполуха.

«Ба! Оттон, старина! Сколько мы не виделись и на черта ж мы встретились!» – пробормотал я себе под нос.

Принц вперил в меня немигающий взгляд своих выцветших очей. Как мне удалось заметить, несмотря на весь галантерейный шик, лицо у Гогенштауфена было усталое и озабоченное. Судя по всему, мне сегодня удалось выспаться куда как более моего противника. Что ж, это был хоть какой-то козырь в моей ситуации.

– Вальдар Камдил сьер де Камварон из рода Лоннеров Вестфольдских, именуемый также Верная Рука, сообщаю вам, что вы находитесь перед имперским судом верхней палаты герцогства Эльзас и должны говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. – Произнесенная его высочеством формула звучала сухо и грозно, как щелканье затворов перед расстрелом.

– Какого дьявола весь этот балаган? – изображая из себя невинную жертву, возмутился я. – Я требую объяснить, по какому праву меня сюда притащили?

Оскорбленный в лучших чувствах, епископ подхватился с места и уже собрался говорить, потрясая посохом, когда мощная длань принца Оттона вернула его в прежнее положение.

– Господин рыцарь, я призываю вас не упоминать здесь имени врага рода человеческого и не оскорблять хулительными выражениями высокий суд. Этим вы только усугубляете свою вину, и без того тяжкую. Поклянитесь говорить только правду – и приступим.

– Думаю, говорить, что я вестфольдинг, а потому не признаю ваш суд, не имеет смысла?

– Абсолютно. Сейчас вы находитесь на территории Эльзаса и должны подчиняться установленному здесь закону. Я также отвергаю и другую вашу возможную претензию. Мне известна ваша высокородность, поэтому мое председательство в этом суде должно, думаю, вас устроить.