Крыть было нечем.

– Вполне устраивает, ваше высочество.

– Клянетесь ли вы говорить правду?

– По возможности.

Герцог смерил меня скептическим взглядом и, как мне показалось, усмехнулся:

– Хорошо. Положим, что так. Господин рыцарь, вы обвиняетесь в ряде преступлений против короны, церкви и установленного порядка.

– Что, правда? И во всем этом – я один?

– Вы обвиняетесь в нападении на императорских солдат, противодействии правосудию, выразившемуся в укрытии опасного преступника, именуемого Эдвар Жильбер Кайар де Меркадье, вы обвиняетесь в соучастии в освобождении вышеупомянутого преступника и нападении на имперскую крепость Ройхенбах.

«Тоже мне крепость, – с досадой подумал я. – Однако информация здесь поставлена лучше, чем я предполагал».

– Прошу прощения, господа! В смысле, не все сразу, давайте по пунктам. Нападение на императорских солдат? Но ведь это они на меня напали, когда я спокойно себе отдыхал, возвратясь от вас, ваше высочество.

– Вам был предъявлен приказ о препровождении вас в замок. Вы же заставили нас прибегнуть к крайним мерам.

Маг, сидящий за спиной герцога, согласно затряс головой.

– Лично я никакого приказа не слышал, – почти не соврал я, – поэтому полагаю возможным требовать личной встречи с человеком, зачитывавшим его.

– Если вы и дальше будете упорствовать в своей злонамеренности, я не сомневаюсь, что вы сможете с ним скоро встретиться, – не дрогнув ни одним мускулом, «пошутил» Лейтонбург. – Но не будем с этим спешить.

– Что касается моего оруженосца, то он поступил ко мне на службу, будучи свободным, – честно сообщил я высокому собранию.

«Было бы странно, если бы он сделал это, находясь в подземелье Ройхенбаха», – мелькнуло у меня в голове.

– Мне нужен был толковый оруженосец, а он как нельзя лучше подходил для этой цели. Так уж случилось, что мои интересы в этом вопросе не совпадают с интересами империи, – разъяснял я суду мотивы приглашения в сотоварищи Малыша Эда.

– Да, но вы знали, что он преступник?

– Преступник? Насколько мне известно, он был захвачен в плен при странных обстоятельствах, не делающих чести императорскому престолу.

– Это не вашего ума дело! Будьте любезны отвечать на вопросы!

– Можно подумать, что я здесь занимаюсь чем-то другим!

– Вы знали, что он повинен в смерти многих императорских солдат?

– Вы хотите сказать, что он специально приплыл к вашим берегам, чтобы объявить войну императору?

Его высочество усмехнулся.

– Что же касается крепости – как вы там ее называли, Ройхенбах? – то я понятия не имею, в какой части света ее искать, а потому решительно ничего не могу вам сказать об этой славной цитадели.

– Ну да, конечно. Я и не ждал ничего иного. Впрочем, я и не собирался решать сегодня вашу участь. У нас есть еще очень много вопросов, на которые вы, полагаю, не захотите дать правдивых ответов. Что ж, это ваше право. Признаюсь, ваше общество весьма развлекает меня, и я полагал бы полезным подержать вас в Трифеле вблизи себя, пока вам не заблагорассудится все же ответить на наши вопросы или же пока мы сами не найдем на них подобающий ответ. Но, увы, здесь есть еще одно обвинение, на котором особо настаивает его преосвященство.

Епископ, почувствовав, что его звездный час настал, злорадно улыбнулся.

– Господин рыцарь, вы обвиняетесь в колдовстве! – Герцог закончил самую длинную с момента нашего знакомства фразу, радуясь произведенному ею эффекту.

Я стоял, пытаясь понять, не повредило ли пребывание в подземелье моему слуху.

– В чем?

– В колдовстве, мой дорогой сьер де Камварон, в колдовстве и связи с главой колдунов Британии Мерлином.

– Мерлином? – Я прикинул, что времена короля Артура безвозвратно канули в Лету, но тут же с грустью вспомнил, что Мерлин бессмертен и до поры обретается в своем хрустальном гроте, ожидая неведомого нам часа.

– Да, вы не ослышались, господин рыцарь, – с Мерлином. И не надо делать такое удивленное лицо! Не станете же вы отрицать, что призывали его силу во время турнира, выкрикивая одно из его имен – Эмрис? Я не удивлюсь, если окажется, что перед турниром вы принимали Aqua Magnanimitatis[45].

«Хорошее название для допинга», – подумал я.

– Чтобы приготовить его, надо в середине лета ударить хлыстом по муравейнику так, чтобы муравьи выработали особую остропахучую жидкость с резким вкусом! – взорвался тирадой дотоле молчавший маг.

Суровый взгляд господина тут же заставил его замолчать.

Положение становилось крайне неприятным. Ловушка, в которую я, сам того не ведая, себя загнал, грозила захлопнуться с похоронным звоном.

– Ваше высочество, я готов поклясться вам чем угодно, что Эмрис – имя дамы моего сердца.

Гомерический хохот был ответом на мои слова. Смеялись все. Принц вытирал перчаткой слезы, выступавшие на глазах, утробно булькал епископ, хохотал мужичонка-бургомистр, мелкой дробью заливался придворный маг, писцы хихикали в свои свитки, и грозные стражи из последних сил давили неположенный на посту смех.

– Дама! Нет, вы слышите, дама! Клянусь косым крестом моего святого патрона, я с Рождества не слышал шутки лучше! – В голосе его высочества еще слышался смех, но, право же, крокодил в подобной ситуации выглядел бы обаятельней.

– Хорошо, я поверю вам, что это дама вашего сердца. Предположим, что это так, хотя более нелепое объяснение трудно себе представить. И все же предположим, что ваша прелестная шутка – чистая правда. – Принц Оттон снова скривил губы в усмешке. – Но у нас есть свидетельства нашего мага, напрямую говорящие о вашей колдовской силе.

«Ну конечно же! Блок!» – закусив губу, вспомнил я.

– Однако, ваше высочество, если вы полагаете, что, я колдун, то почему же силой своих чар мне не освободиться из вашей темницы? Почему не стряхнуть эти оковы? Не разрушить скалу, на которой стоит ваш замок?

Маг за креслом Лейтонбурга самодовольно улыбнулся.

– Вы обижаете меня, господин рыцарь, – несколько удивленно произнес Оттон, пожимая плечами. – У меня отличный маг. Пожалуй, лучший, какого можно было найти в пределах империи. Кроме того, замок защищен заклятиями, как минимум, десяти поколений первоклассных магов. Конечно, многие заклятия с их смертью исчезли, но отнюдь не все. А вы так прямо – разрушить скалу? Это дело непростое! Очень непростое. Да ведь и сам Мерлин не может оставить свой хрустальный склеп и пользуется для своих грязных проделок чужими руками. Верными Руками – такими, как у вас. – Его высочество вновь изволили шутить.