Пули и гранаты, выпускаемые в упор, несли в ряды биомехов страшное опустошение.

Но на место каждой твари, казалось, приходят три новых. И откуда только берутся?!

Теперь уже было кристально ясно, что отразить атаку неисчислимых живых волн обычными средствами батальон бессилен…

Просить помощи было не у кого.

Никакой хобот занебесья ничем помочь Растову не мог. Ведь все «Орланы» до последнего выбивались из сил, сдерживая шагоходы и танкетки на линии сопок.

Да и не смогли бы ракеты флуггеров переломить судьбу боя в районе танковой позиции! Если уже и выставленные на картечь ОФС не особо помогали!

Лучше всего против ботов работала старая добрая плазма резаков. И в те минуты Растов от всей души мысленно благодарил того конструктора, что придумал поставить их на «тэ четырнадцатый».

Оставалось жалеть лишь о том, что резаки не окружают танк по периметру.

Боты, испытав на себе испепеляющую мощь плазменного огня, быстро отреагировали на перемену тактического ветра и начали десятками закапываться под землю.

Еще одна стая биосинтетических хищников резко рванула вбок, обтекая дальний фланг батальонного построения.

Оказавшись в слепой зоне ближайших плазменных резаков, боты споро собрались в восьмиметровое яйцо. Яйцо закрутилось вокруг своей оси и вдруг… рассыпалось!

Боты полетели во все стороны!

Часть – прочь от их позиции.

Часть – прямиком на крышу танков третьего взвода!

– Осокин, внимание! – заорал Растов. – Тебе за шиворот боты лезут! Сейчас попробую помочь!

Подкрепляя слова делом, майор вцепился в казенник командирского спаренного пулемета и, крутнувшись вместе в башенкой, залил «тэ четырнадцатый» Осокина вольфрамом.

В те секунды его сердце было объято детской радостью.

Он. Убивал. Врагов. Зримо.

Вот развалился на куски особенно отвратительный с виду бот, напоминающий трайтаонского скорпионида…

Вот тварь, похожая на древний «Луноход-1» с широкими лапами вместо колес, обслюнявила кислотой ствол пушки и собиралась уже лезть к командирскому перископу, но пули подбросили ее в воздух и разорвали надвое!

Но скоро стволы пулеметов накалились добела…

Все чаще самопроизвольно отключались плазменные резаки…

И теперь уже боты затопили всю позицию батальона.

Растов слышал, как скребутся по шкуре «Динго» чертовы клещи.

Как они режут стволы его пулеметов.

Бурят шурфы для микрозарядов.

Как одну за другой отрывают жалюзи вентиляторов моторно-трансмиссионного отсека в корме.

Слышали это и другие члены экипажа.

– Вот и пинцет, о котором ты недавно говорил, – с грустной улыбкой сказал Кобылину Помор.

– Я им сейчас покажу «пинцет»! – упрямо ворчал Игневич, заряжая магазины в пару «Алтаев», смиренно дожидавшихся своего часа в укладке.

Растов тоже готовился к рукопашной, рассовывая по разгрузке гранаты и дополнительные магазины, когда через парсеки и годы до исчадий чоругского военпрома дотянулась костлявая рука конкордианских микробиологов.

Штаммы, переданные сотням ботов невзрачным зеленым туманом в начале атаки, размножились, дали потомство, которое тоже дало потомство и перебросилось на тысячи и тысячи других.

Это потомство распределилось по всем нейронным цепям и цепочкам.

Пролезло во все щели и щелочки.

Поразило все рабочие жидкости своими спорами. И только тогда почувствовало себя вполне хорошо.

А вот боты – те почувствовали себя вполне плохо.

Потому что их цепи и цепочки, щели и щелочки, а также рабочие жидкости больше не были их собственными. А стали общими с конкордианскими учеными и их жестокими микроскопическими протеже.

И когда сами боты хотели жить, крушить, резать, ввинчиваться и взрывать, конкордианские ученые и их микроскопические протеже хотели, чтобы боты лежали, дрыгали в воздухе лапками и умирали, умирали…

Что и случилось.

Сперва на левом фланге. Затем в центре. И, наконец, вокруг «Динго» Растова.

– Все это видели? – спросил Игневич.

Вопрос был риторическим. Ведь «все» только и делали, что смотрели на массовый падеж враждебных биомехов.

– Надеюсь, у чоругов нет прямо здесь подземных бункеров с резервом, – сказал Кобылин.

– И, кстати, интересный вопрос, осталось ли у кого еще это зеленое говно, – меланхолически произнес Помор.

– У Лунина точно осталось. У него два комплекта… Он вообще из тех, кто по два презерватива надевает.

Реплика принадлежала Кобылину, который тоже, как и Лунин, был офицером. Что позволяло ему некоторые вольности… Однако шутка прозвучала в обществе не вполне офицеров, так что Растов в другой ситуации выдал бы ему за подобные красоты стиля горячих… Но – не в этот раз.

На связь вышел Загорянин:

– Костя, как сам?

– Как сала килограмм.

Повисла пауза.

Кажется, Валере, чей голос звучал нетвердо, как у пьяного, было сейчас буквально нечего сказать. Ему просто хотелось услышать своего командира…

Наконец он нашелся:

– Это хорошо, что килограмм… Не объели тебя боты, значит.

Сентябрь, 2622 г. Долина реки Агш Планета Арсенал, система COROT-240

Даже после гибели вредоносной орды ботов положение батальона оставалось очень тяжелым, ведь на исходных позициях вдоль реки уцелела половина тяжелых шагающих танков – около двадцати единиц.

Бой с ними Растов мог рассчитывать свести разве что вничью. Причем сточив свой батальон практически в ноль.

Ведь и «Орланы», и «Красные вороны» расстреляли боезапас до последней ракеты, до последнего мегаджоуля, после чего были вынуждены убраться.

Но тут сработал один неожиданный фактор, о котором сам Растов уже и думать забыл.

Развернутый в трех миллионах километров от планеты орбитальный лазер HOPAL-2 уже десять минут как вел свою разрушительную работу воистину титанического размаха.

Он успел взорвать концевой терминал экваториальной эстакады.

Затем два импульса, каждый из которых был эквивалентен ста мощнейшим петербургиевым боеголовкам, обрушились на середину и стартовые сооружения той же эстакады.

В последнем случае лазер испарил объем породы, сравнимый по величине с полуостровом Крым.

Вспышка этого крупнейшего в истории военно-космических сил взрыва была видна даже над «Пуговицей».