А на третий саркофаг я глянул лишь мельком… и отвел глаза. Потому, что невозможно мужчине глядеть на свою девушку, попавшую в беду, и осознавать, что он ничем не может ей помочь: мои руки и ноги были намертво зафиксированы на крестовине широким строительным скотчем так, чтоб и кровообращение не нарушить, и без посторонней помощи никак не освободиться. Я лишь отметил, что ее глаза смотрят в одну точку и ничего не видят. Добрый доктор накачал ее какими-то препаратами, и сейчас она была без сознания. Возможно, он это сделал специально, так как в противном случае я бы не смог думать ни о чем другом, кроме того, что на меня с немой болью смотрят глаза цвета единственного в мире артефакта…

Яйцеголовый во всех смыслах «доктор» подошел ближе и участливо посмотрел мне в глаза. Ему явно было что-то нужно от меня. Но что?

– Как самочувствие? – осведомился он. – Голова не разламывается? В глазах круги не мельтешат?

Судя по интонациям, этот эскулап раньше был как минимум военным хирургом или кем-то в этом роде – слишком уж резали слух командные нотки в его голосе.

– Спасибо, господин вивисектор, вашими молитвами.

– Шутишь? – ухмыльнулся лысый садист. – Это хорошо. Значит, жить будешь. Правда, только от тебя зависит, насколько долго.

– Чего тебе… от меня надо?

Речь давалась мне с трудом – от воздействия препаратов горло пересохло нереально. Но просить воды у этого урода… нет уж, лучше потерплю.

– Вот это деловой разговор, – улыбнулся «урод» в седые усы. – Но для начала позвольте представиться. Заведующий лабораторией профессор Лебедюк. Кстати, одновременно я же являюсь ее создателем и, помимо этого, в настоящее время курирую все действующие лаборатории Зоны. Да-с.

Он почесал переносицу указательным пальцем, словно поправляя невидимые очки, и посмотрел на меня.

– Наверно, вас прежде всего интересует, зачем я устроил эту небольшую демонстрацию биологических объектов, – сказал он. – Понимаю. Но прежде чем я расскажу вам небольшую и довольно интересную историю, позвольте немного облегчить ваши страдания. Шрам, дай нашему гостю воды.

Позади меня послышался звук отвинчиваемой пробки.

– Наемник, поторопись! – недовольно сдвинул брови Лебедюк.

В поле моего зрения шагнул Шрам. В руке он держал раздутую холостым выстрелом армейскую флягу.

Наши взгляды встретились. В глазах наемника сквозило полное равнодушие, словно в его глазницы были вставлены старинные круглые свинцовые пули.

– Не заставляй выбивать тебе зубы, пей по-хорошему, – ровно сказал он, поднося флягу к моему рту.

Я не стал сопротивляться. Вдруг повезет, и мне представится случай выгрызть ему горло, а без зубов делать это как-то несподручно.

На этот раз внутри подарка Японца оказалась простая вода.

– Вот и хорошо, – кивнул Лебедюк, когда Шрам отнял флягу от моего рта и, отойдя в сторонку, скрестил руки на груди. – Продолжим.

Он сунул руки в карманы накрахмаленного халата и сосредоточенно прошелся передо мной туда-сюда, словно готовясь к выступлению на сцене перед солидной аудиторией. Наконец он остановился и снова повернулся ко мне.

– Итак, – начал он, – вы сейчас находитесь в лаборатории, которую я создал еще в восемьдесят третьем, в год запуска печально известного Четвертого энергоблока ЧАЭС. И построена эта лаборатория была с единственной целью – изучение влияния торсионных полей на мозг человека. После первого опытного включения чернобыльской загоризонтной радиолокационной станции в восьмидесятом году были отмечены как случаи патологических побочных эффектов у подопытных биологических объектов, так и факты возникновения у них паранормальных способностей.

– Вы ставили опыты на людях? – не выдержал я.

– Да, – просто сказал Лебедюк. – Это были добровольцы, которые в момент включения станции отказались спуститься в подземный бункер и находились в опасной зоне облучения. Если в те благодатные времена вышестоящему военному командованию требовались добровольцы, в них не было недостатка.

Так вот, результаты настолько поразили военных, что мне поручили создать секретный комплекс, в котором вы сейчас находитесь. Три года я безвылазно сидел здесь, под землей, копаясь в чужих мозгах и делая открытие за открытием, пока в восемьдесят шестом не грянула авария на ЧАЭС. И хотя население из опасной зоны было эвакуировано, ни одна из подземных лабораторий не прекратила свою работу. Правда, специальным приказом директора комплекса подземных лабораторий руководство моим детищем было передано некоему Захарову. Меня же определили к нему старшим научным сотрудником, проще говоря, мальчиком на побегушках. Меня, который отдал этому комплексу лучшие годы жизни…

Профессор хмыкнул.

– Что ж, я не стал спорить. По большому счету, Захарову было плевать на лабораторию. Он появлялся здесь раз в полгода. Полистав документацию и покровительственно похлопав меня по плечу, он говорил: «Молодец, коллега, продолжайте в том же духе» и улетал обратно на свою плавучую научную базу в Карибском море. Я же отдал Зоне еще десять лет своей жизни, пока не настал мой час.

– Волна Излучения, – пробормотал я. – Еще одна катастрофа, в результате которой погиб Директор комплекса лабораторий и образовалась Зона…

– Точно, сталкер, – щелкнул пальцами Лебедюк. – Вам не откажешь в способности мыслить логически. Зона! Прекрасный объект для изучения воздействия не только торсионных полей, но и множества других явлений, о которых мы даже не подозревали!

– Так волна Излучения – твоя работа?

Это спросил Шрам, до сего момента хранивший молчание. Лебедюк скривился, словно над его ухом пролетела надоедливая муха.

– Наемник, ты прекрасно выполнил свой очередной контракт, – сказал он. – Но позволь в моей лаборатории мне решать, на какие вопросы отвечать, а какие игнорировать. Так вот, – продолжил профессор, вновь повернувшись ко мне. – Признаться, для меня оказалось полной неожиданностью, когда в зараженную Зону прибыл отряд Службы безопасности Украины с приказом о срочной эвакуации лаборатории. Я, наоборот, рассчитывал, что правительство выделит дополнительные средства для изучения Зоны, но не всегда получается так, как хочется. Прекрасно понимая, что нам не дадут работать спокойно, мне с моими сподвижниками в сопровождении преданных мне бойцов из охраны лаборатории пришлось податься в бега. Так появилась группировка так называемых болотных сталкеров.

Лебедюк усмехнулся.

– Конечно, после волны Излучения Захаров примчался в Зону, но я успел вывезти всю документацию, касающуюся моих исследований. Так что профессор остался ни с чем и, чтобы сохранить лицо и правительственное финансирование, был вынужден окопаться в нескольких километрах от Припяти на озере Куписта, подальше от проверяющих с Большой земли.

Я же продолжал свою миссию – изучение Зоны. Необходимо было понять, с чем столкнулось человечество в результате волны Излучания. И сегодня я и только я знаю о ней гораздо больше, чем все ученые, сталкеры и официальные власти вместе взятые…