Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты тоже не самый дорогой мне человек, братец, но я вынужден быть здесь по долгу службы. Что скажет король, если узнает, что в твоем городе появился душегуб, а полиция бездействует?
Ковин стиснул зубы, явно готовый что-то ответить. Но Оддин вдруг коснулся эфеса своей сабли и продолжил:
– Если хочешь выяснить отношения, давай сделаем это, как учил отец. Доставай оружие, если в нем есть хоть что-то по делу, кроме сапфиров, и сразимся.
Хозяин дома был в ярости. Его лицо побледнело, но он не спешил оголять клинок. Элейн не удивилась: любому было понятно, что Оддин сильнее, и шансов на победу у него было куда больше. Открытый честный бой – не в духе Ковина.
Последний взглянул на Элейн, злобно сверкнув глазами, обещающими бесконечные муки, и подошел к Оддину.
– Надеюсь, эта прачка стоит того, чтобы ты ломал себе жизнь.
Ковин приблизился к брату вплотную, но тот даже не шелохнулся.
– Позабавься с ней как следует прежде, чем отправишься в объятия бездны.
– Поймаем Художника, и я весь твой, – ровным голосом отозвался Оддин.
Наконец Ковин ушел. Элейн чувствовала себя виноватой: это она неосторожно втянула Оддина в опасный разговор, и теперь его ждали неприятности.
– Простите, – пробормотала она.
Он удивленно поднял брови, затем приложил ладонь к уху и отозвался:
– Не расслышал, вы сейчас извинились перед дикарем-карнаби? Могли бы повторить погромче?
Элейн насупилась.
– Скажите-ка мне, что теперь собираетесь делать? – продолжил он.
– А вы?
Оддин снова изобразил удивление, а затем махнул рукой:
– Не обращайте внимания, Ковин любит добавить немного драматизма в общение со мной, но с тех пор, как я научился обращаться с саблей, обычно это просто угрозы.
– А что, если в этот раз он серьезно? – уточнила Элейн, сама не понимая, когда это начала беспокоиться о человеке, которого меньше недели назад подумывала убить.
– В моей жизни крайне мало того, о чем, потеряв, я буду сожалеть. Единственный важный для меня человек – моя мать, и, к счастью, она у нас с Ковином общая. Но… – Оддин подошел к Элейн. – Вы – другое дело. Вас он сожрет и не подавится. Так что почему бы вам не собрать вещи и не сбежать отсюда? Я могу найти попутчика в Альбу, отыщете там нормального хозяина.
Он чуть задумался:
– Вероятно, я даже смогу порекомендовать вас одному приятелю…
Она вздохнула. Разумеется, предложение о работе принимать она не собиралась, но вот вопрос о том, стоило ли оставаться в доме мормэра, действительно оказался непростым.
Ковин был груб, безжалостен, явно скор на расправу. Страх перед ним, кажется, находился за гранью разумного. Все ее существо сжималось, когда она вспоминала, как этот карнаби пронзил саблей сначала ее отца, затем братьев. Ей казалось, она ощущала холодное лезвие, проникающее и в ее плоть. Обжигающее болью, лишающее сил. И, несмотря на ненависть, она боялась так, что порой становилось трудно дышать.
Нужно было обратиться к картам. Не до конца понимая, почему, Элейн попросила Оддина дождаться ее. Сама же поспешила в свою комнату.
Там на кровати спала Каталина: светлые волосы разметались по подушке, лицо все еще было мокрым от слез. Стараясь не разбудить девушку, Элейн достала колоду.
В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени; можно было сказать, что его терзала боль утраты.
Глава пятая,
в которой Элейн строит планы
В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени; можно было сказать, что его терзала боль утраты.
Элейн так и не смогла проститься с семьей. Возможно, кто-то позже похоронил их всех в семейном склепе. Она никогда не думала об этом. Для нее все просто закончилось в тот день, и на десять лет она погрузилась в небытие.
Ее сердце отозвалось ответной скорбью на скорбь мужчины. Элейн показалось, что он чувствовал себя одиноко, как и она все эти годы.
В карте она увидела напоминание о том, что сделал с ее жизнью Ковин Торэм. Она увидела себя, оплакивающую родителей, братьев, малыша Донни, друзей, всех жителей Думны, которых безжалостно убил отряд карнаби во главе с Ковином. И эта скорбь – все, что у нее осталось. Она должна была идти дальше, чтобы заставить убийцу заплатить.
– Я справлюсь, – сообщила она, вернувшись к прачечной.
Оддин терпеливо ждал в коридоре. Услышав эти слова, он сжал ее плечи, отчего она скривилась:
– С чем справитесь? С ума сошли? Куда вы ходили, к колодцу бессмертия? Пойдемте со мной, я смогу защитить вас.
Элейн покачала головой, высвобождаясь.
– Вы не должны беспокоиться обо мне, я всего лишь прачка, случайно оказавшаяся на вашем пути. Ступайте, а мне нужно продолжить стирку.
Он казался растерянным и, похоже, не знал, как поступить.
– Можете просто пойти погулять ночью по Нортастеру, – предложил он, заходя в прачечную следом за Элейн. – Там всего лишь бродит убийца, который охотится на девиц, но это ничто по сравнению с тем, чтобы оставаться в доме Ковина.
Она хмыкнула, намыливая рубашку:
– Я десять лет живу одна, уж как-нибудь разберусь и теперь.
Оддин задумчиво почесал шею:
– Если я просто уйду, а Ковин вас убьет, выйдет очень глупо. Я не смогу сказать, что предупреждал, вы не сможете язвительно ответить. Давайте не будем создавать такую неприятную ситуацию.
Элейн чуть улыбнулась, не прекращая работу.
– И чего вы за меня уцепились? – спросила она лукаво.
– Сам не знаю, – отозвался он серьезно. А потом, после долгой паузы, продолжил: – Ладно, вы вольны выбирать свою судьбу. Знайте, что я готов помочь, если потребуется. Пришлось задержаться из-за Художника – этого душегуба, – так что я остановился в гостинице «Вереница». Ищите меня там.
С этими словами он будто бы досадливо вздохнул и вышел. Элейн тут же почувствовала себя неуютно, словно с Оддином ушла ее уверенность в себе. Он был карнаби, но ненавидеть его от души теперь, когда стала известна правда о Ковине, не получалось. И даже наоборот: его присутствие будто давало поддержку, хотя для этого не было явных причин.
Покончив со стиркой, она решила найти Ковина, прежде чем отправляться на реку. Она не хотела до следующей встречи бояться его, разговор же, казалось, мог смягчить жестокое сердце.
Хозяин дома все еще работал в саду.
– Не сбежала? – спросил он, даже не поднимая головы, видимо, угадав ее лишь по звуку шагов. – Ну и дура.