мне в гости через двадцать лет, и я подарю тебе золотой кулон, сделанный с любовью.

– Приду.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом поднялся и вышел из душистого сада.

Гай бродил по улицам города, пока не заблудился и не устал настолько, что перестал что-либо чувствовать.

Глава 23

В свете луны Марий мрачно посмотрел на центуриона.

– У тебя были мои четкие и ясные приказы. Почему ты не исполнил их?

– Консул, я посчитал их ошибкой, – слегка побледнев и запинаясь, ответил центурион. Он знал, какими могут быть последствия. Солдаты не отправляют посыльных для уточнения приказа, они делают то, что от них требуется. Но то, что требовалось от него, было чистым безумием.

– Тебе было приказано разработать тактику боя с римским войском. В частности, подумать, как свести на нет их преимущество большей маневренности вне города. Что здесь непонятно?

Центурион побледнел еще больше, понимая, что под мрачным взглядом Мария сгорают его земельный надел и звание.

– Я… Никто не думает, что Сулла нападет на Рим. Никто и никогда еще не нападал на город…

– Ты разжалован в рядовые. Пришли Октавия, твоего заместителя. Он займет твое место.

Что-то в центурионе как будто сломалось. Ему уже шел пятый десяток, и на продвижения по службе рассчитывать не приходилось.

– Если они все же придут, позволь мне встретить их там в первых рядах.

– Хочешь искупить свою вину? – спросил Марий.

Бывший центурион кивнул.

– Позволяю. Пусть твое лицо будет первым, которое они увидят, когда придут. А они придут – и не как овцы, а как волки.

Марий проводил взглядом поникшего солдата и покачал головой. Многие не могли поверить, что Сулла выступит против их любимого города, а вот Марий нисколько в этом не сомневался. Донесения поступали ежедневно, и он знал, что Сулла сломал хребет армиям мятежника Митридата, предав огню немалую часть Греции. Не прошло и года, и он уже возвращается в Рим героем-победителем. Такому люди отдадут все. И конечно, имея столь сильную позицию, он не оставит легионы в поле или в соседнем городе, чтобы незаметно войти в Рим со своими дружками, занять место в сенате и сделать вид, что ничего не случилось. Марий сам принял эту игру. В своем противнике он не видел ничего, чем можно было бы восхищаться, но признавал, что Сулла – хороший полководец, и все это время ждал, что он возвратится с победой.

– Сейчас город мой, – пробормотал он, глядя на солдат, сооружающих над воротами защитные укрепления, которые помогли бы укрыться от шквала стрел.

Интересно, куда подевался племянник, рассеянно подумал Марий. В последние недели они с Гаем почти не виделись. Он устало потер переносицу, понимая, что загоняет себя. Весь год спать удавалось только урывками, а в остальное время приходилось налаживать цепи поставок, заниматься вооружением людей и планированием защиты города в условиях осады. Рим снова стал городом-крепостью, в его стенах не осталось слабых мест. Марий не сомневался, что город выстоит и войско Суллы разобьется о его ворота.

Он очень тщательно подбирал центурионов, поэтому сегодняшняя потеря его раздражала. Каждый из них получил назначение за гибкость ума, способность правильно оценивать новую ситуацию и находить верное решение, за готовность именно к такому моменту, когда величайший город мира сразится с собственными детьми и уничтожит их.

Гай был пьян. Он стоял на краю балкона с полным кубком вина, пытаясь сосредоточиться на чем-то одном. Внизу в саду плескался фонтан, и в его затуманенном сознании проскользнула мысль пойти и сунуть голову в воду. Ночь была теплой.

Гай вошел обратно в дом, и его снова оглушила музыка, смешавшаяся со смехом и пьяными криками. Было уже за полночь, и трезвых не осталось. Мигающие на стенах масляные лампы изливали на веселящихся неяркий, мягкий свет. Рабы-виночерпии не успевали подливать вино в быстро пустеющие кубки, и так продолжалось много часов подряд.

Какая-то женщина наткнулась на Гая и со смехом обняла его одной рукой. Красное вино из его кубка выплеснулось на кремово-мраморный пол. Взяв его свободную руку, она положила ее на свою обнаженную грудь и приникла губами к его губам.

Он оторвался от нее, чтобы отдышаться, и она забрала у него кубок, осушила одним глотком, бросила кубок через плечо и, сунув руку в складки тоги, принялась со знанием дела ласкать его. Гай снова поцеловал ее и отступил, прислонившись к прохладной колонне рядом с балконом.

На них никто не обращал внимания. Все словно пребывали в забытьи. На многих почти не осталось одежды, бассейн посредине зала кишел мокрыми скользкими телами. Хозяин привел девушек-рабынь, и к полуночи последняя оставшаяся сотня гостей была готова на все что угодно.

Незнакомка опустилась и взяла его губами. Гай застонал и сделал знак проходящему рабу принести еще вина. Несколько капель упали на его обнаженную грудь и стекли к ее жадному рту, и он рассеянно втер их пальцами в ее мягкие губы.

Музыка и смех звучали громче и громче. Воздух был жаркий и влажный от пара и зажженных ламп. Допив вино, Гай швырнул кубок в темноту за балконом, но не услышал, как он упал куда-то в сад. Пятая вечеринка за две недели – он хотел отказаться, но оргии у Дирация славились особой разнузданностью. Предыдущие четыре вымотали до предела, и эта выжимала последние соки. Он как будто превратился в стороннего наблюдателя, лишь отмечающего происходящее вокруг. Дираций был прав, говоря, что это помогает развеяться, но и сейчас, спустя многие месяцы, каждое мгновение с Александрией помнилось так, будто это было вчера. А вот чистая радость и ощущение чуда ушли безвозвратно.

Гай закрыл глаза – только бы выдержать, только бы остаться на ногах до конца.

Стоя на коленях с опущенной головой, Митридат сплюнул на землю поверх бороды. Могучий и крепкий, как бык, он сразил в утренней битве немало врагов, и даже сейчас со связанными руками, безоружный, внушал страх, и римские легионеры обходили его стороной. Он усмехался, но усмешка была горькой. Вокруг лежали сотни трупов его друзей и соратников, а в воздухе висел запах крови и вспоротых внутренностей. Его жену и дочерей вытащили из палатки и зарезали солдаты с холодными глазами. Его командиров казнили, и их безжизненные тела оставались на высоких, в человеческий рост, кольях.

Перед мысленным взором пролетели события последних месяцев, и он снова ощутил радость восстания и гордость, охватившие его, когда сильные и мужественные воины из всех городов пришли под его знамена, снова объединившись перед лицом