идет. Венера продолжает поджариваться. Поскольку тектоники плит больше нет, внутреннее тепло планеты не может выходить – то есть извергаться в виде лавы – контролируемым образом, как это происходит на Земле вдоль ее преимущественно подводных хребтов. Вместо этого тепло выходит отовсюду.

Геофизик-планетолог из Лаборатории реактивного движения НАСА в Пасадене (Калифорния) Сюзанна Смрекар говорит мне, что, если рассуждать упрощенно, то есть два пути. Либо извержения лавы происходят повсеместно и практически в одно и то же время, и поверхность Венеры быстро покрывают сплошные потоки свежей лавы. Либо извержения происходят постоянно в различных регионах планеты в течение многих десятков миллионов или сотен миллионов лет. В конечном счете поверхность планеты тоже покрывается наслоениями породы.

Неясно, какой вариант верен, но конечный результат один и тот же: мы получаем Венеру, которую видим сегодня. Поскольку ударных кратеров так мало, поверхность, состоящая в основном из лавы, явно очень молодая – от 750 до 180 миллионов лет.

Допустим, возраст поверхности составляет 500 миллионов лет. Это означает, что поверхность планеты была почти полностью залита лавой незадолго до этого, как будто кто-то опрокинул галактическое сырное фондю. Кислород, отделенный от своего друга – водорода, – еще в те времена, когда он был водяным паром, слишком тяжелый, чтобы улететь в неизвестность. Вместо этого он попадает в свежую лаву, где и остается в заточении по сей день.

По правде говоря, в этой игре невозможно победить. Венера сегодня – ужасное место. Но эта игра научила нас, что на короткий миг или в течение миллиардов лет на Венере мог существовать океан. Там могли быть ручьи, водопады, грозы и озера. Возможно, она была прекрасным райским садом, и этот сад даже был пригоден для жизни – хотя и не обязательно обитаем. Как шутливо предполагает Бирн, там даже могли расти деревья. Возможно, на них жили инопланетные белки. Но мы, скорее всего, никогда этого не узнаем, потому что этот мир сгорел.

Мысль о том, что Венера когда-то могла быть настолько пригодной для жизни, не дает нам покоя. Но если это не так, перед нами встает очень серьезный вопрос. Почему Венера сгорела, а Земля нет? Образование Сибирских траппов было катастрофой, но оно не привело к необратимому разрушению климата. За последние несколько миллиардов лет на Земле произошло еще несколько подобных извержений, излияний лавы континентального масштаба, которые выбросили ужасающее количество парниковых газов и положили конец целым геологическим эпохам. Но почему на Земле никогда не случалось несколько таких извержений одновременно – как это, предположительно, произошло на Венере?

Другими словами, каков типичный сценарий для каменистых планет размером с Землю и Венеру? Неужели Венере не повезло и она пострадала от редкого сочетания множества разрушительных мегаизвержений? Или же это Земле повезло, что до сих пор на ней произошло только одно мегаизвержение? Если мы не вернемся на Венеру, не изучим ее досконально и не выясним, что же на самом деле произошло все эти эоны лет назад, мы никогда не сможем ответить на эти экзистенциальные вопросы. Все, что могут сделать ученые, – это использовать имеющиеся у них ограниченные данные для создания своих виртуальных миров, возиться с настройками и запускать игру снова и снова, надеясь найти подсказки.

В прошлом Венера могла быть пригодной для инопланетной жизни. Однако сегодня, с ее кислотными небесами и сокрушительной, раскаленной поверхностью, большинство ученых считают ее не более обитаемой, чем жерло огнемета.

Но 14 сентября 2020 года произошло нечто очень странное: два телескопа на Земле обнаружили в облаках Венеры химическое соединение фосфин – одна часть фосфора, три части водорода. И мир сошел с ума.

Я живу в районе Лондона, который называется Гринвич. Это как маленькая деревня к югу от Темзы, с чистым воздухом, огромным историческим парком и возможностью быстро добраться на поезде до центра города. Там чертовски красиво, и моя собака Лола (смесь немецкой овчарки и колли) любит, когда с ней гуляют. Особенно ей нравится парк, и не только потому, что это настоящая страна приключений, наполненная дружелюбными людьми и их питомцами, но и из-за живописных панорам. Лучший вид открывается рядом со старинной Королевской обсерваторией, которая, пожалуй, больше всего известна туристам тем, что через нее проходит первый меридиан, где долгота равна нулю градусов. Пережиток произвольной имперской номенклатуры.

Сегодня пятница, 18 сентября 2020 года, и я звоню Эмили Драбек-Маундер, астрофизику и старшему менеджеру по общественной астрономии в Королевской обсерватории. За последние пять дней она уже провела бесчисленное количество интервью и онлайн-бесед. Я спрашиваю, как она себя чувствует. «Я совершенно измотана!» – говорит она мне. Я чувствую себя неудобно, ведь я собираюсь попросить ее еще об одном интервью.

Драбек-Маундер – член международной группы ученых под руководством Джейн Гривз, астронома из Кардиффского университета. Они пытаются использовать наземные телескопы для поиска признаков жизни в Солнечной системе, а также лучше понять, как такие планетарные системы формируются. В рамках этого грандиозного проекта они надеялись выяснить, можно ли использовать телескопы для поиска важных газов, которые участвуют в обоих этих процессах. Изучая газы на ледяных лунах, таких как Европа (спутник Юпитера) или Энцелад (спутник Сатурна), они постоянно сталкивались с одной трудностью: они находили газы, которые могли производить живые организмы, но также легко могли появиться и небиологическим путем.

Возьмем, к примеру, кислород. Уэй упоминает, что наличие большого количества кислорода в атмосфере, подобной земной, некоторые астрономы считают возможным признаком жизни – например, мира, полного фотосинтезирующих растений или бактерий. Но, как показывают расчетные модели, свободный кислород может быть остатком жидкой воды, которая давным-давно распалась, а водород, содержащийся в водяном паре, улетучился в космос.

В идеале Гривз и все остальные хотели бы найти газ, который производят живые существа, но при этом его невероятно трудно получить с помощью геологии или химии окружающей среды. И тут Драбек-Маундер преподносит настоящий сюрприз. «Мы не знали, что искать, пока Джейн случайно не наткнулась на статью о пингвиньих какашках», – сообщает она. Оказалось, что кал пингвинов полон микробов, и некоторые из этих микробов производят много газа под названием фосфин.

Фосфин трудно получить абиотическим путем. «Для этого необходимо много энергии, чтобы фосфор и водород как бы прилипли друг к другу, потому что они больше любят объединяться с другими веществами – в основном с кислородом», – объясняет Драбек-Маундер. Но жизнь на Земле очень любит производить этот газ, хотя его создают микробы, которым не нужен кислород для жизни и роста, и поэтому не совсем понятно, как они его вырабатывают. Но независимо от того, случайный