Были и другие звуки, внешние. Он ведь слышал их и раньше, едва переступил порог квартиры, — не придал значения, посчитав шорохами старого дома. Потрескивание дерева, гул в трубах, ветер, ощупывающий оконные ставни…

Или хруст битого стекла. Будто кто-то незримый перебирает осколки, легонько, чтобы не порезаться.

Пылающий узел внизу живота затянулся крепче. Замерло сердце, налилось бетонной тяжестью — и вдруг дёрнуло в галоп.

Уже не страх — безудержный ужас.

Хруп-хруп. Трак-трак. Словно зубы грызут, перемалывают леденцы… или кости.

Нет, не чавканье — шаги. Ближе. Громче.

Отовсюду.

Каждый осколок трещал под неукротимой поступью. Свет неистово барабанил по глазам, колотил в виски, призывая эпилептический припадок.

А если и впрямь приступ — вот умора-то! Рухнет Игорь физиономией в битое стекло, станет отплясывать лёжа, пуская пену ртом, что твой огнетушитель, возле блеклого пятна недооттёртой крови, кропя алой росой из сотен порезов, и горло…

Матрац резко вспучился горбом — мощно, порывисто, аж подбросило диван. Будто кто-то под ним попытался вскочить. Пианинно взвыли пружины.

Игорь рванул прочь. К выходу — через бесконечно растянувшуюся кишку коридора. За спиной лязгало. Горячая волна смрада — псина, пустой желудок, сохнущая слюна — вдарила в спину, словно ветер из тоннеля метро, протолкнула дальше.

Игорь вылетел на лестничную клетку, как из пушки, захлопнул дверь и навалился спиной. Пальцы лихорадочно ощупывали куртку, пробираясь к карману, ища ключи, но ловя лишь биение обезумевшего сердца. А когда наконец отыскали, между кошельком и смартфоном, Игорь понял, что на площадке он не один.

На верхней ступени третьего этажа пряталась в тени долговязая фигура. Чёрное на чёрном. Фигура шевельнулась, попала в отблеск света с лестницы, и Игорь узнал: тип с капюшоном. Тот, со скамейки у подъезда.

И он что-то сжимал в длинной, кажущейся многосуставчатой, лапе.

Нож.

Они начали двигаться одновременно: Игорь — к лестнице, незнакомец — к Игорю. Рука незнакомца дрогнула, закладывая дугу, и Игорь уже не раздумывал.

Шаг вперёд, уход вправо, захват предплечья. Куртка врага мокрая и скользкая, пахнет резиной. Рывок, кулак с ножом уходит вверх. Правая нога Игоря цепляет ногу напавшего. Толчок в грудь, бросок назад — тип в капюшоне летит навзничь, капюшон трепещет и хлопает, как парус. О-сото-гари, чистое, без запинки. Тренер Игоря по дзюдо похвалил бы.

В последний момент Игорь попытался удержать противника. В иной ситуации ему бы удалось — но сердце и трясущиеся руки ещё помнили ужас залитой мигающим светом и осколками комнаты, где что-то стремится вырваться из-под дивана. Тип — грабитель, маньяк или просто пьянчуга — грохнулся на спину. Его голова откинулась, и треск, с которым затылок впечатался в ступень, показался оглушительным.

Как и наставшая за ним тишина.

Изо всех сил тщась проснуться, отказываясь верить в необратимое, Игорь до ломоты таращил глаза на зажатое в кулаке противника грозное оружие — авторучку.

— Эй! — Возглас, сорвавшийся с губ Игоря, был лёгким, как мотылёк. Тип не шевелился. Его подбородок дерзко торчал в потолок, восково-жёлтый в зыбком свете, просачивающемся с лестницы. Под подбородком проступал, как проглоченный камень, крупный кадык.

Игорь кинулся к

(телу)

лежащему, упал перед ним на колени. Слепо нашарил под капюшоном незнакомца затылок. Пальцы погрузились в сырое. Игорь отдёрнул руку. Чужая кровь на ней казалась чёрной, к ладони прилипла пара волосинок.

Он прикусил губу, чтобы не закричать.

«Соберись! Он без сознания! Ему можно помочь!»

Игорь подался ближе, сфокусировал взгляд на лице лежащего. Костистое, асимметричное, с горбатым носом и шишковатым лбом. На нижней губе — мохнатая родинка.

«Он постоянно трогал её языком», — пришла из ниоткуда словно чужая мысль.

С щелчком отключилась лампочка этажом ниже, перестав реагировать на движение, и лестница погрузилась во тьму.

Игорь наугад припал ухом к тому месту, где прятались во мраке приоткрытые влажные губы поверженного. Что-то щекотнуло скулу, и сердце окрылённо встрепенулось — жив! Но то было не дыхание, а щетина с уродливой родинки Карася.

Игоря начало трясти. Каждую клеточку колотило, будто под током. Он уцепился за перила, чтобы не повалиться на тело. Выпрямился.

— Сукин сын! — вырвалось у него отчаянное.

«Ты всегда хотел показать ему дзюдо, — пронеслось в голове. — Сбылась мечта идиота!»

Захотелось хохотать — истерично, заходясь. Напугать до усрачки немногочисленных оставшихся соседей. Они прильнут к дверям, как шпионы, и кто-то — возможно, тётя Варя — вызовет полицию. Когда ему лучше позвонить Кате: до приезда копов или уже из отделения?

«Это несчастный случай!»

Нет. Нет. Нельзя. Никто не поверит. Был бы нож вместо авторучки…

Вспомнилась давняя история из новостей. Педофил напал на мальчика, а оказавшийся рядом спортсмен — то ли отец, то ли брат парнишки — так крепко приложил извращенца, что тот откинулся. Спасителю дали реальный срок. Превышение самообороны. Каково?

Тюрьма, подумал Игорь, это последнее, что нужно и ему, и его жене. Которая, на минуточку, ждёт ребёнка. И всё это счастье — из-за дебила, вздумавшего наскакивать из темноты со своей грёбаной ручкой. Кстати, где она?

Он пощупал вокруг себя. Нашёл ручку возле своей задницы. Сунул в карман. На всякий случай.

«Убийца. Дзюдоист хуев»

Глаза привыкали к темноте, и в ней проступали очертания тела. Игорь снова склонился над Карасём и встряхнул за плечи, в надежде уловить хоть намёк на теплящуюся жизнь. Тщетно. Голова Карася запрокинулась дальше, губы разошлись ухмыляющейся расщелиной, из которой вытекал мрак. Казалось, Карась с издёвкой усмехался: «Ох и дерьмовый денёк выпал нам обоим. Да, лох?»

Неизвестно, зачем околачивался на лестнице этот дурень, но он явно не собирался пырнуть Игоря. Просто неуклюже взмахнул рукой. Может, сопли хотел вытереть. Новый припадок хохота подкатил к губам Игоря, готовясь прорваться сквозь них, как поток нечистот.

В этот миг жерло подъезда пронзил визг петель. Отворилась входная дверь. Бубухнула. По лестничным пролётам разлился зыбкий свет. Закряхтели, заохали снизу стариковские шаги.

Игорь вскочил, схватил Карася за ноги — стоптанные говнодавы замарали куртку под мышками — и поволок с площадки. Башка Карася болталась из стороны в сторону, будто он яростно протестовал против подобного обращения. Капюшон сполз на лоб.

Игорь упёрся спиной в дверь, повернул ручку, распахнул. Охи и вздохи старика перекатывались со ступени на ступень, ближе и ближе. Пах Игоря свело в едкой щекотке. Чудовищно, но он понял, что вот-вот кончит.

Игорь ввалился в квартиру, втащил труп и через него скакнул к двери. Труп цеплял его за ноги настырными суставами. Игорь захлопнул дверь, придавил плечом. В груди громыхали петарды — одичавшее сердце. Моргал во тьме прямоугольник