Через год уже угрюмо смотрели с холма прямые, зубчатые серые стены крепости Ниды, и в бойницах ее мощных четырехугольных башен появились изящные, но грозные военные машины. Целых два рва, по 21/2 сажени каждый, затрудняли подход осаждающим к стенам; высокий заостренный частокол торчал еще поверх них перед двойными воротами с горбатым подъемным мостом. Как солдаты в строю, стали в строгом порядке внутри деревянные казармы и провиантские склады на целую двойную когорту, т. е. 1000 человек. Точно за командой оборотились все здания лицом к приземистому каменному «преторию» в середине – штаб-квартире, жилищу командира и в то же время последнему крайнему оплоту защитников в минуты неисходной беды. Но, думая о жизни и хлебе, не забыли также о часах отдыха и потех! Под стенами, у наиболее безопасных южных ворот, заботливо сложили из кирпича большое здание солдатских бань; а с другой стороны из-за стен выглянула круглая шапка деревянного амфитеатра. Здесь проезжие актеры и акробаты могли, следовательно, иногда оживлять своим праздничным шумом и смехом эту кучу казенных построек и казенную тусклую жизнь сотен заброшенных в дикую пущу людей. На всем поселении, как на каждом его кирпиче, каждой балке, сверкало точно оттиснутое или выжженное казенное клеймо: «XIV легион».

Сам командующий войсками Верхней Германии, легат Л. Антоний Сатурнин, торжественно совершил освящение крепости. В его присутствии у главных «преторских» ворот (porta praetoria) водрузили бронзовую статую «Непобедимого Солнца – императора», и с приветственными криками, при звуке труб и рогов прошлись мимо нее войска. До поздней ночи гремели солдатские песни и бойко торговали с своих лодок вином приезжие из Колонии Треверов (Трира) купцы. Надо же справить новые награды – золотые веночки на плечи, медали («фалеры») с изображениями Медуз, Юпитеров и пр., и розданное, не в зачет, двойное жалованье. А, может быть, уже наутро тревожная ленточка сигнальных дымков примчалась с границы – и спешно строился теперь уже хмурый гарнизон, готовясь идти отбивать внезапный набег хаттов, прослышавших о римском торжестве. А там, по возвращении отряда из первого же дела, появилось при крепости и еще одно, на этот раз уже печальное учреждение – кладбище. В версте от главных ворот, по краю юго-западной дороги, что убегала вдаль, направляясь в далекую родину – в Рецию, Галлию, Италию – быстро вырос строй надгробных каменных плит над урнами убитых и умерших от ран солдат! В фронтовой вытянутой позе, в доспехах, орденах и с грозным нилумом в руках, смотрели с плит рельефные портреты мертвецов, как бы на часах у собственной могилы. Радость и горе, жизнь и смерть сплетались так тесно друг с другом в этой чуждой и странной стране!

Длинной цепью потянулись дни кровавых набегов, погромов, побоищ, перемежаясь месяцами уныния и тоски. Даже угрюмые камни Ниды хранят до наших дней следы страшного 89 года, когда изменил обиженный Домицианом сам наместник Антоний Сатурнин и отдал на разграбление хаттам всю область до Рейна. Только внезапно наступивший ледоход спас столицу Верхней Германии – Могунциакум – от их жестокого погрома и резни. Но под фундаментом многих крепостных построек Ниды с тех пор еще и теперь лежат обугленные балки и расколотые каменные плиты – и, судя по штемпелям на кирпичах, восстановлял разбитые строения, очевидно за гибелью первого, уже другой гарнизон (XXII легион).

Ворота римской крепости в Зальцбурге

Но цепкая жизнь не сдавалась! Наоборот, скоро вдоль той же дороги на юго-запад бесстрашно возникли совсем не казенного вида постройки. То теснясь и сбиваясь кучами, то рассыпаясь в беспорядке, запестрели здесь сколоченные наскоро хижины, дощатые избушки, пестрые рогожные палатки, а то и просто шалаши, и засновало среди них совсем иное, не воинственное население. Здесь ютились солдатские жены – испанки, кельтки, пленные германки с ребятишками и своим убогим скарбом. Селились здесь же солдаты-калеки, получавшие вместе с отставкой ничтожную пенсию или клочок легионной земли и небольшое пособие из товарищеской кассы; большинство из них, впрочем, кормилось каким-нибудь нехитрым ремеслом, работая по заказам прежних товарищей. По-походному устроились тут же трактирщики, мелкие торговцы и разного рода иной, неразлучный с солдатством, вороватый люд: перехожие актеры и танцовщицы, скупщики добычи, скота и пленных, агенты крупных торговых домов, покупавшие косы германских женщин на модные тогда в Риме белокурые парики для римских дам. Убогая станица (vicus canabarum) не боялась германских погромов: сожженные хижины вновь высыпали на тех же местах, и пятна их делались даже все шире и шире, расползаясь повсюду от крепости вплоть до кладбища. Сюда же приселялись замирявшиеся германцы. Они наполняли собою все соседние деревушки и усадьбы, записывались в колоны больших императорских поместий (saltus translimitanus), старательно подражая римлянам и галлам в распашке и удобрении земли, в посадке и подрезке фруктовых деревьев и виноградной лозы. Когда не бывало набегов, полумирные германские князьки приезжали сюда с своими рослыми провожатыми – то купить втридорога каких-нибудь пестрых римских изделий, то просто погулять и покутить среди этой небрезгливой компании. Скоро уже рядом со «старым» поселком зародился и вырос поселок «новый». Рядом с прежним военным кирпичным заводом, работавшим теперь на весь военный округ, разместились частные, кирпичные же, стекольные или посудные. Здесь делали пеструю и глянцевитую глиняную утварь, кроваво-красного, черного и других цветов, старательно подражая изделиям знаменитых италийских (арретинских) и галльских мастерских. Смелые люди в погоне за быстрой наживой решались ездить отсюда с возами такой посуды, бочонками с вином, блестящими стеклянными и металлическими безделушками (а потихоньку – и с прекрасным римским стальным оружием), в самые дебри германского леса и привозили обратно германские волосы, рабов, меха, гусиный пух, янтарь и мед. Римское золото и римское вино ходко пошли в германские леса – и действовали губительнее римских мечей. Набегов с каждым годом становилось все меньше, немирные вожди встречались все реже и реже – да и то любого из них можно было всегда купить парой пригоршней римских золотых или дарованием звучного титула. Тревожные огни теперь, во II веке, уже почти не загорались на границе, и солдатский гарнизон крепости Ниды совсем изленился от безделья и тоски. Император Адриан, посетивший в своих неугомонных странствиях германские провинции, решил даже распустить половину германской армии и совсем изменить систему пограничной защиты. Земляные пограничные крепости несколько расширили и многие из них перестроили в каменные. Дозорные башни одни совсем уничтожили, иные тоже сложили из камня; но главное – в самый германский лес, вплотную к германцам, двинули теперь отряды дозорщиков,