Ему было тогда всего лишь 25. И он по-прежнему удачлив: в начале 1933 года душит в зародыше организованный Чан Кайши четвертый карательный поход против коммунистов. Громит гоминьдановские дивизии У Цивэя, Ли Мина и Чэнь Шицзи, любимых генералов Чан Кайши. В сражениях под Хуанпо и Хувань гоминьдановцы теряют убитыми и плененными многие десятки тысяч солдат и офицеров. За 1-й армейской группировкой закрепляется слава самой боеспособной и непобедимой в китайской Красной армии. За голову «Лесного барса» гоминьдан обещает награду в 100 тысяч долларов. Ему же эти громкие победы стоили трех серьезных ранений.

В январе 1935 года Линь Бяо принял активное участие в судьбоносном совещании в Цзуньи. По воспоминаниям его участников, он спокойно наблюдал за разгоревшейся на совещании дискуссией по докладу Мао Цзэдуна. Он был таким, как всегда. Когда взял слово, то предельно, по-военному, лаконично и четко занял сторону Мао Цзэдуна.

После того как в августе 1935 года все вооруженные силы КПК были сведены в две колонны: левую — западную и правую — восточную, Линь Бяо оказался в правой колонне под командованием Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая. Формально он значился заместителем командующего, фактически же был командиром 1-го отряда. Это лишало его самостоятельности, вкус которой он уже успел испробовать. Поэтому новое назначение пришлось ему не по душе и даже обидело. И в конце 1935 года он пишет рапорт с просьбой дать ему батальон и разрешить самостоятельно вести партизанскую борьбу с гоминьдановцами на юге провинций Шэньси и Ганьсу. Подобный каприз, случись он с кем-то другим из военачальников, неминуемо вызвал бы гнев у Мао Цзэдуна и суровое наказание. Линь Бяо же это сошло с рук.

Побывавший в Яньани в 1936 году Эдгар Сноу писал, что Мао и Линя связывают узы искренней дружбы. «Как-то вечером в антракте между актами в Антияпонском театре в Яньани, — подтверждает свои наблюдения американский журналист, — публика стала громко требовать, чтобы Мао и Линь спели дуэтом, от чего Линь смущенно отказался, предложив вместо этого спеть женщинам, сидящим в зрительном зале».

И еще одно любопытное наблюдение — штрих к портрету «Лесного барса». Это случилось в Чунцине, где Линь Бяо находился некоторое время в представительстве КПК при гоминьдановском правительстве. Чжоу Эньлай, также бывший в Чунцине, как-то попросил тогдашнюю жену Ван Биннаня немку Анну Ван научить Линь Бяо танцевать, чтобы хоть как-то оторвать его от письменного стола, к которому он словно прилип, разрабатывая наставления по боевой подготовке или же штудируя военную литературу. Что из этого вышло, можно судить по воспоминаниям самой Анны Ван: «Линь воспринял танцевальную терапию Чжоу без всякого восторга. Он подходил к фокстроту или танго, как к решению сложной стратегической задачи. Мне приходилось чертить схемы на своей ладони, чтобы объяснить ему шаги и ритм, и он их внимательно изучал. Тем не менее, а может быть, именно по этой причине, он так никогда и не стал хорошим танцором. Он сам называл свой танцевальный стиль «ездой рикши».

Одно время среди гонконгских и западных экспертов по Китаю бытовало мнение о том, что у Мао Цзэдуна и Линь Бяо много общего, что это две «родственные натуры». В частности, отмечалось, что они оба — выходцы из мелкобуржуазных семей, простые и скромные люди, которые «серьезно прислушиваются к мнению широких масс». Американская «Нью-Йорк таймс», к примеру, писала: «Мао и Линь действительно имеют много общего. Оба хорошо начитаны в марксистской и военной литературе, но обоим не хватает общей культуры. Они не говорят на иностранных языках и, насколько известно, за границей бывали лишь в Советском Союзе. И Линь и его учитель верят в войну как в главное орудие революционеров и не чуждаются ее. «Принесение в жертву небольшого числа людей в революционной войне окупается укреплением безопасности целых наций, — говорит Линь. Война может закалить народ и двинуть вперед историю».

О том, насколько честолюбив и тщеславен был Мао Цзэдун, говорить не приходится. Но, оказывается, таким же был и Линь Бяо. Та же «Нью-Йорк таймс» пишет: «Один из бывших соратников Линя, покинувший позже коммунистов, называет его «честолюбивым человеком, хотя и никак не показывавшим этого внешне»… Те немногие люди с Запада, которым довелось с ним встречаться, находят его приятным в общении, убедительным и скромным. Американские должностные лица, выступавшие в 1947 году в роли посредников в гражданской войне между коммунистами и правительством Чан Кайши, вспоминают, что лично Линь Бяо вел себя на переговорах очень скромно, но вел их очень ловко и твердо».

Как бы то ни было, но Мао Цзэдун явно симпатизировал «Лесному барсу», видя в нем не столько родственную натуру, сколько надежную опору в армии. Подчас дело доходило до открытой ревности.

«Товарищ Ван Мин, зачем вы подкапываетесь под моего Линь Бяо? Я вам вот что скажу: эту мою стену подкапывать не позволено!» — пишет в своих мемуарах известный деятель КПК, коминтерновец Ван Мин. И далее: «Слушайте меня, — продолжал Мао Цзэдун, — я вот уже второй десяток лет занимаюсь военной работой, за это время мне удалось сдружиться только с одним — с Линь Бяо. Он действительно мой человек. Его армия — единственная действительно моя армия, только на нее я могу полагаться. Остальные части 8-й и Новой 4-й армии — не мои. Так что вы должны быть осмотрительны; я ни за что не позволю кому бы то ни было подкапывать эту стену — Линь Бяо».

А вся вина Ван Мина состояла в том, что выступая на одном из митингов в городе Ханькоу весной 1939 года, он лестно отозвался о Линь Бяо, назвав его талантливым полководцем. Он действительно был таковым.

«Линь Бяо, — пишет в своих мемуарах Отто Браун, военный советник Коминтерна при ЦК КПК, — был самым молодым среди корпусных командиров. Выпускник Военной академии Вампу и командир роты во время Северного похода, после 1927 года он быстро стал командиром батальона, а затем полка. С 1931 года он командовал 1-м корпусом, обе дивизии которого славились быстротой маневра и использовались преимущественно для обходных маневров и окружения противника. Линь Бяо, несомненно, был блестящим тактиком партизанской и маневренной войны. Других форм боевых действий он не признавал. В военных вопросах, особенно когда речь шла об оперативном или тактическом руководстве, он не слушал ничьих советов».

Так, в начале января 1936 года Мао Цзэдун выступил на заседании Политбюро ЦК КПК с новым стратегическим планом, главной целью которого был выход Красной армии к границам Монголии для получения напрямую технической и материальной помощи от Советского Союза. План, получивший название «Восточного похода», вскоре стал трещать по швам. Неудачи преследовали то одни, то другие части Красной армии. Главная же тяжесть боев пришлась на 15-й корпус, который начал подавать сигнал SOS. Тогда Мао Цзэдун приказал Линь Бяо передать в распоряжение командования 15-го корпуса часть вверенных ему войск. Однако у «Лесного барса» был свой взгляд на сложившуюся ситуацию и он проигнорировал приказ Мао, несмотря на то, что 15-й корпус нес серьезные потери. Поведение Линь Бяо было осуждено на заседании Политбюро, которое, обвинив его в «местничестве», временно отстранило от командования 1-м корпусом и назначило начальником Военной академии в Яньани. По наблюдению Отто Брауна, присутствовавшего на заседании Политбюро, «Линь Бяо дулся и молчал — правда, не по политическим, а по чисто личным мотивам».