Когда отошли подальше, северяне убрали весла, и подошедший Магни подал мне черного петуха с большим, кроваво-красным гребнем. Птица, несмотря на связанные крылья, не прекращала попыток вырваться. Первым делом клюнула меня так, что на ладони проступила кровь.

— Добрый знак! — захохотал сидящий на первой паре весел седой воин. — Такой подарок по вкусу придется морскому хозяину.

А Магни, обняв меня за плечи, подвел к борту:

— Владыка морей! Здесь, в день, когда мой драккар снова качается в твоих ладонях, я говорю тебе: вот моя жена! Прими её, как принял меня! Пошли ей удачу, как посылал её все это время мне! А залогом этому будут наши пока еще не рожденные дети — кто бы не родился, мальчик или девочка, мы пришлем их тебе!

Прокричав это ветру и волнам, Магни точным движением рассек веревку, удерживающую петуха. Тот сразу забил крыльями, пару раз попал мне по лицу, попытался ударить меня длинными шпорами. Я разжала руки прежде, чем это ему удалось.

Птица захрипела, оказавшись в холодной воде. Алый гребень вспыхнул багровым. Петух, изо всех сил борясь со смертью, пытался плыть. Ему это даже удалось. Но уплыл он не далеко. Застонал, замолотил крыльями по поверхности и скрылся в пучине. И только отсвет алого гребня долго был виден из глубины. Словно светящийся рубин упал в воду. Но это, наверное, показалось.

А хирдманы уже вытащили ленты, которыми украшали корабль в день свадьбы. Теперь обращаться к морю пришла моя очередь.

— Дочери моря! Вы слышите меня? — две волны, одна за другой с такой силой ударили в борт, что корабль заплясал, словно жеребенок, которого привязали впервые в жизни. Брызги, холодные как льдинки, и такие же колючие, обожгли лицо. Дети морского хозяина услышали.

— Примите и вы мои дары! — может, с ними следует говорить почтительнее? Но я не привыкла лебезить даже перед богами. Могу склониться, а вот унижаться — не стану.

Ленты развернулись на волнах разноцветными водорослями. Перепутались, скрутились в клубок и быстро пошли ко дну. Видно, морским модницам все равно, как к ним обращаются. Главное, чтобы про подарки не забывали.

После меня и остальные принесли морю свои дары. Кто — хлеб с сыром, кто бросал за борт украшения. Магни отправил в пучину добротный нож в кожаных ножнах, покрытых золотой проволокой. Молитвы возносили не громко, каждый — свои. А после поспешили вернуться назад, хоть сердца и рвались направить оскаленную драконью морду в открытое море.

И снова пили всю ночь, но с рассветом, отставив кубки, начали собираться в путь. Сида решила сама помочь мне, ведь, возможно, от меня зависела жизнь ее сына.

— Помни, Улла, на корабле своего мужа ты — хозяйка. Тебе следить, чтобы хирд был в порядке. Как обрабатывать раны, ты знаешь, но о нужных лекарствах нужно позаботиться загодя. Ты дитя другого мира, и многого не понимаешь, так что в этот раз я все сделала за тебя, — Сида указала на вместительный берестяной сундук, обтянутый рыбьей кожей. — Посмотри, вот это — от поверхностных ран, это надо втирать в спину, если пришлось долго грести. А вот эту траву заваришь, если у кого-то начнется влажный кашель.

Мне пришлось выучить, для чего предназначено содержимое горшочков и коробочек, которыми оказался заполнен сундук. Сида отстала, только когда убедилась — я все запомнила правильно.

Еще мне дали сверток с порезанной на длинные полоски тканью, перевязывать раны. И швейные принадлежности. Неужели я должна обшивать весь хирд? Но даже Сида не шьет одежду только для мужа и сыновей. Разве что в подарок родичам и близким друзьям.

Оказалось — нет. Сида заботилась о сыне. И до выхода "Поцелуя Валькирии" в море, у меня не было ни дня спокойного.

Дварфы тоже старались помочь. Проверили скарб, который собрали для погрузки. Проследили, чтобы животные, что поднимутся на корабль, хорошо ели и как следует жирели. И предельно внимательно относились ко мне. Нет, они и прежде не смели поворачиваться спиной, или не отвечать на вопросы, но теперь все было… по-другому, что ли. Так к смертельно больным относятся.

— Надеетесь, сгину в море?

— Как можно, госпожа Улла! — дварфы даже руками замахали. Все же боятся. — Только… — Нери, обычно сперва говоривший, потом думающий, мялся за спиной товарища.

— Чего тебе? Гостинец привезти?

— Нет. Просто… Позвольте хозяину вернуться живым.

— Думаешь, я смогу заколдовать его от вражеских стрел или мечей?

— Нет, госпожа. Но вы останетесь здесь. Магни не отпустит вас.

— Почему же? У нас договор: он с моей помощь получает свою валькирию, а я — возвращаюсь домой.

— Так вам не сказали, госпожа… — Нери сник.

От меня что-то скрыли? Обманули?

— Морская жена не может покинуть мужа. Если такое случается, она отправляется в чертоги хозяина морей, связанная по рукам и ногам, с холодной сталью в груди.

Вот оно как! Магни решил получить с моей помощью желанное, и избавиться от постылой жены? Да, я тоже не была с ним честна. Но меня самой достаточно, чтобы заставить богов посмотреть на воина, которого я поддерживаю. Валькирия бы стала его женой и без моих детей.

Я решила не верить словам дварфа просто так, а подождать. Если Магни решит нарушить обещание, ему не поздоровиться. Если сдержит — я тоже не отступлюсь.

* * *

Корабли отправлялись в путь на рассвете, по дорожке, проложенной восходящим солнцем.

Весна уже полностью прогнала зиму, и старалась, наводя порядок: пригнала домой перелетных птиц, зазвенела ручьями, разжигая в зверях любовную тоску. Из леса то и дело слышались трубные крики лосей, а чайки на скалах как с ума посходили: орали дуриной, даже ночью от них покою не стало. Зато по-весеннему скудный стол разнообразили свежие яйца — мальчишки, хорохорясь друг перед другом, рисковали сорваться в прибой, только чтобы обобрать как можно больше гнезд.

Но в море зима еще не согласилась отступить. Притаилась в пронизывающем ветре, который так охотно наполнил парус, обернулась льдинками, что, смешавшись с солеными брызгами, холодом жалили лицо и руки. Иногда мелькала впереди огромными белыми глыбами, и тогда мужчины старательно налегали на весла, чтобы уйти от беды. А ночами зима покрывала ледяной коркой борта и снасти, и мы старались осторожнее ходить по предательски скользкой палубе — в гости к Морскому Богу никому раньше времени не хотелось. Ни сейчас, ни потом: хирдманы грезили Вальхаллой, я рвалась домой, а Магни не собирался умирать прежде, чем получит Хальвейг.

Ночами становилось еще холоднее. Но муж делал все, чтобы я не замерзла.

На берегу ставили шатер. Вернее, натягивали кусок ткани. Он защищал от ветра, а разложенный у входа костер гнал внутрь тепло вперемешку с дымом, который забивал легкие, щекотал нос, так что холод стал казаться меньшим злом. Тем более, от него спасали мешки из медвежьей шкуры.

Если ночевали в море, шатром служил парус, перекинутый с борта на борт. Но для меня и ярла на носу все равно ставилась палатка. Жена — не рабыня, и есть между двумя влюбленными то, что не следует видеть остальным.