в район, где располагались несколько храмов Владык и сиротский приют, которым заведовали местные монахи. Там Феликс и увидел своего недавнего знакомого, который выглядел таким же забитым и испуганным, каким он был при первой их встрече. Милу усидчиво подметал улицу рядом с воротами храма от листьев, мелкого сора и хлебных крошек, которыми местные жители подкармливали щебечущих птичек, скачущих вдоль улиц и мостовых. Размахивая метлой, он старался не замечать группу детей, которые, окружив его, дразнили здоровяка, словно стая голодных гиен, окруживших больного буйвола. Увидев, что их усилия не имеют особого эффекта, дети стали кидать в того камни, обзывая его разными обидными словами. С грустным и одновременно испуганным выражением на лице, Милу неуклюже поплелся к проходу в храм, пыхтя и роняя слезы, больше от страха, чем от боли. Он все время оглядывался, наверное, надеясь, что злые дети вскоре отстанут от него. Все это походило на какую-то безумную сцену, где мыши охотятся на слона, ведь Милу мог лишь один раз взмахнуть своей метелкой, чтобы смести всех этих шакалят, словно сухие листья, но тот лишь дрожал, прижавшись к стене, и все еще не выпуская метелки, будто она была его щитом от летящих в него камней. Не в силах больше этого терпеть, Феликс попросил кучера остановиться, а затем разогнал всю уличную шпану, которая тут же разбежалась по переулкам, словно тараканы в щели. Тогда Феликс и решил взять Милу с собой в Меридиан. Там у него был один знакомый, которые держал небольшой трактир на окраине города. Место было не самое лучшее, но хозяин был тверд рукой и справедлив, что было редким сочетанием среди владельцев трактиров, ведь обычно преобладало какое-то одно, или вовсе никакое из этих качеств. Это был бывший гвардеец, который после службы в армии решил открыть маленькую забегаловку для отщепенцев и таких же побитых войной солдат, как и он сам. У него не было детей, и поэтому некому было бы передать свое заведение. А так, с Милу, у него появится наследник, да и только один вид этого здоровяка уменьшит количество пьяных драк, которые с преклонным возрастом самого хозяина трактира все больше увеличивались. Феликс был уверен, что его старый знакомый сумеет правильно воспитать мальчика. Во всяком случае это было куда лучше, чем всю жизнь проработать в храме, выслушивая злые насмешки детей и терпя побои надзирателей приюта. Феликс заметил на руках Милу несколько свежих синяков, которые были точно не работой местной детворы.

— Когда мы приедем в Меридиан, — прервала его мысли Хепзиба, — я хотела бы попросить вас сначала уделить внимание нашей проблеме, а уже потом заниматься своими важными делами. — закончила она, словно прочитав его мысли.

— Ваши слова для меня, как святые заповеди для праведного монаха. Я не могу их ослушаться, даже если все демоны ада будут искушать меня это сделать. — улыбнулся Феликс. — Мы ведь прибудем в город ночью? Вы планируете сразу направиться к вашему ученому другу?

— Да. — не отрывая глаз от книги, проговорила Хепзиба. На секунду она бросила прищуренный взгляд поверх страниц, прямо на маленького вора. — Он ведь астролог, а насколько мне известно, они как совы, днем спят, а ночью вылетают на охоту за звездами.

— Это точно… — с мечтательным вздохом проговорил Феликс, и задумчиво прислонился к окну, бросив взгляд на еще светлое небо. — Когда-то и я хотел стать астрологом, чтобы наблюдать за небом и решать его бесконечные загадки. Но потом понял, что звезды слишком далеко, чтобы в полной мере восхищаться их холодной красотой и тайнами. Поэтому я решил перейти на что-то более близкое и материальное. — Феликс потер пальцами друг о друга, как хитрый делец. — Вы понимаете, о чем я, дорогая леди. Звезды не наполнят карманы так, как это делают обычные, смертные вещи. Возможно, в этом и кроется одна из их неразрешимых загадок, которые терзают умы звездочетов. Может, звезды, созданные богами, служат лишь самим богам, так же, как и наши вещи, созданные обычными людьми, должны служить таким же смертным людям. — тут ему в голову пришла забавная детская мысль, которая невольно вызвала улыбку на его лице. — А может, звезды — это деньги богов, на которые они ставят наши судьбы? Недаром же они появляются лишь ночью, во времена, когда все спят, и не могут увидеть этой азартной игры. Нужно будет сегодня присмотреться к небесам, вдруг там появятся лишние огоньки, свидетельствующие о том, что даже Владыки решили уделить свое внимание нашей авантюре.

— Я запомню это ваше умозаключение. — снова погрузившись в чтение, проговорила Хепзиба.

Словно медленная морская волна, на небеса стала накатывать ночь, неся с собой клонящий в сон бархат тьмы, который закрывал все небо. До города было еще несколько километров пути, когда невидимая рука, будто принадлежащая опытному карманнику, ловко подменила золотой диск солнца на серебро лунного света. Ночь в этих краях была дивным временем, когда небосвод окрашивается в темно-пурпурный цвет. Но насладиться этими красками мешал яркий город, который, словно сундук с драгоценностями, притягивал взгляд своими золотыми монетами и радужными самоцветами, которыми тут служила изобилующая экзотикой растительность.

Меридиан был одним из самых старых городов империи, и ученые до сих пор точно не могли сказать, в каком году и кем он был основан. И хоть в высоту он уступал многим имперским поселениям, это ничуть не уменьшало его изысканно таинственной красоты. Обнесенный волнистой крепостной стеной, цвета чистой морской волны, он походил на драгоценный корабль, застывший в айсберге на краю пустыни. Так же, как и Эль-Хафа, его окружал зеленый оазис, через который протекали несколько быстрых рек, достаточно широких, чтобы по ним могли спокойно проходить торговые суда, словно муравьи, спешащие в муравейник и обратно. Как и у Эль-Хафа, тут тоже имелись сверкающие в свете купола, но в отличии от южной столицы, они не были такими распухшими и массивными, а больше напоминали пламя свечи или кончик кисти художника. Город славился своими каналами, которые пронизывали узкие улочки, так что основным транспортом в Меридиане считались лодки, которые перевозили товары и людей по заросшим кувшинками и лилиями каналам. Славу же городу приносили четыре вещи: во-первых — это его весенняя красота, которую поэты и художники сравнивали с первыми цветами, пробивающимися через снег, а также с чистотой и невинностью храмовых дев. Второй гордостью Меридиана считалась его пищевая промышленность. Кондитерские изделия этого города славились по всей империи, а знаменитый фруктовый шоколад был самым популярным лакомством даже в Старых Городах, откуда и прибывали основные ингредиенты для