Страх, всепоглощающий животный страх. Когда в дом врывается толпа вооруженных головорезов, потерявших всякий человеческий облик, опьяненных кровью… Им совершенно безразлично, что перед ними королевский прототипограф, – в их озверевших глазах читается, что им и слово-то такое незнакомо. А некоторые – и вовсе не подданые Филиппа II. Слепое, нерассуждающее насилие. Мужчины, за спинами которых их жены и дети, совершенно беззащитны, безоружны перед ним. Да оружие и не помогло бы… Это XVI век – все прекрасно знают, как поступают свирепые солдаты с захваченными и отданными на разграбление городами. Сами, может быть, и не видели, телевидение – это детище следующей информационной революции, но слышали, конечно, во всех подробностях.

5 ноября в Нидерланды прибыл, наконец, новый королевский наместник – бастард Карла V и сводный брат Филиппа II, Хуан Австрийский. Ему потребовалось несколько дней, чтобы разобраться в ситуации – а Антверпен тем временем жгли и грабили, – пока, наконец, 8 ноября он не призвал тех, кто еще несколько месяцев назад составлял испанскую армию, прекратить грабежи и убийства, взяв командование на себя. Ужас закончился.

Впрочем, солдаты остались. Еще несколько недель после описанных событий 30 испанских солдат с 16 лошадьми пребывали «на постое» в «Золотом компасе» и книжной лавке Яна и Мартины. Все, конечно, за счет семей. Когда они, наконец, ушли, оба дома оказались в нежилом состоянии.

* * *

1576 год. Английский астроном Томас Диггес создал модель бесконечной гелиоцентрической вселенной, предположив, что звезды находятся на разном расстоянии от Земли. В Венеции умер знаменитый живописец Тициан – большой любитель рыжих девушек. Вице-король Хуан Баутиста де Ороско основал деревню Леон – будущий город Мехико. Во Франции закончилась уже пятая гугенотская война и была основана первая почтовая служба. Джеймс Бербедж основал The Theatre – первое в Англии сооружение, предназначенное для постоянного размещения театральной труппы и регулярных представлений со времен древнеримских завоеваний. Эпидемия геморрагической лихорадки с миллионами жертв опустошила Новую Испанию – современную Мексику. На престол Священной Римской империи взошел император Рудольф II, а на польский престол – Стефан Баторий.

А Антверпен оправлялся от потрясения, хоронил убитых, разгребал завалы и подсчитывал убытки. Оказалось, бравые вояки награбили добра на 1,5 миллиона гульденов! Только имущества! Эта сумма стала нам известна благодаря сохранившимся описям украденных и отобранных вещей, составленных впоследствии жителями города для испанских властей. Видимо, в тщетной надежде хоть на какое-то возмещение. Кроме того, один из современников писал: «Я видел оригиналы документов у одного финансового агента, бывшего в то время в Антверпене. Он пишет своему господину, что только золота и серебра мародеры забрали на 2 миллиона гульденов, не считая мебели, драгоценностей и других ценных вещей. Это больше, чем католический король получает с Испании и обеих Индий за два года»[128]. Поистине, Антверпен был невероятно богатым городом!

Даже не дожидаясь, пока солдаты с их лошадьми уберутся из его дома, предоставив Яну и Францу успокаивать друзей и клиентов и заботиться о семье, Плантен как можно скорее покидает Антверпен – нужно срочно достать денег. И рассказать всей Европе о подробностях «испанской ярости». Он снова бросается в бой, со всей своей прежней энергией. Его болезни исчезают, как по волшебству – болеть стало некогда. Он мчится в Льеж, где занимает крупную сумму у своего друга Левиния Торрентия – поэта, гуманиста и будущего епископа Антверпена. Оттуда – в Париж, посоветоваться с Пьером Порре и Пьером Гассеном, сколько денег для спасения типографии можно получить из французской части его бизнеса. Потом – Франкфурт и Кельн. Во Франкфурте счастье улыбается ему: Плантен встречает давнего партнера, Карела ван Бомбергена, который дает ему ссуду в 9600 гульднов. Когда он в апреле 1577 года после полугодового отсутствия возвращается в Антверпен, у него с собой немалая сумма, которой хватит на восстановление «Золотого компаса».

Пока их тесть носится по Европе, занимая денег, Ян Моретус и Франц Рафеленг печатают самые неотложные заказы – сначала на одном, потом на двух, а затем и на трех прессах. В начале 1578 года их становится уже шесть, а к 1583 году – более 10. Правда, семь из 22 прессов приходится продать, чтобы выручить за них 500 гульденов. Продают даже парижский филиал «Золотого компаса» всего за 7500 гульденов – сумма слишком маленькая, но срочно нужны деньги. Нидерланды все еще в состоянии войны – удивительно, что книгопечатный бизнес там вообще до сих пор существует. Когда-то, переехав в Антверпен, Плантен оказался в нужном месте в нужное время. Теперь же – не в том месте и не в то время. Может, устроить свою жизнь где-то еще?

Французский король Генрих III предлагает ему пост королевского печатника на библейских языках – практически ту же должность занимал когда-то Робер Этьенн – с годовым окладом 440 гульденов (хорошо оплачиваемый подмастерье получал тогда 222 гульденов в год). Но имеет ли смысл переселяться из Антверпена в Париж, когда во Франции свирепствует религиозная война, и кто знает, какие ужасы она еще готовит и как закончится? В 1581 году герцог Савойский зовет его к себе в Турин. Но Плантен остается верен Антверпену.

* * *

Officina Plantiniana была спасена, но довольно высокой ценой. Годы расцвета и интенсивной экспансии типографического гиганта остались позади, начались скудные годы. Впрочем, такими уж скудными их назвать нельзя. Да, это уже не тот бешеный рост, как когда-то, но все же бизнес-империя устояла и приносила прибыль.

Последние военные события в Нидерландах привели к сокращению заказов Филиппа II, поток богослужебной литературы для Испании иссякал изо дня в день. Впрочем, в письмах Плантена не наблюдается слишком большого сожаления по этому поводу. Да, впечатляющим ростом и успехом своего предприятия он был обязан во многом именно испанским заказам, однако он уже был по горло сыт нескончаемыми спорами и препирательствами с испанскими чиновниками, которые приходилось вести, просто чтобы получить деньги за свою работу. Они стоили ему слишком много усилий и беспокойства. Каким бы болезненным с финансовой точки зрения ни было прекращение деловых отношений с королем, не исключено, что Плантен воспринял его с глубоким вздохом облегчения.

22 пресса были необходимы, пока он печатал огромные тиражи для короля, теперь же 10 прессов или чуть больше оказалось достаточно, чтобы удовлетворить потребности европейского рынка в эти годы войн и потрясений. Работая с испанскими заказами, Плантен предусмотрительно не посвящал им себя целиком, чтобы избежать полной зависимости. Они были существенной, но все же не основной частью его бизнеса. Это его и спасло.

Теперь он продолжил, как и раньше, печатать религиозную литературу, классических авторов, научные издания, ноты, атласы, календари, альманахи – для всей Европы. Он, наконец, нормально переиздал анатомический атлас Везалия, из типографии вышли также знаменитый атлас Ортелия, ботанические и зоологические атласы. Именно к этому времени относятся многие литературные и научные издания, которые вписали имя Плантена в историю.