В висках у него все еще стучало, горло и язык горели, будто он глотнул перечной настойки. Правда, мысли больше не путались, и на том спасибо.

— Он, конечно, ни к чему не принуждал меня. Но проповеди были такими впечатляющими. Через полгода наших странствий я окончательно проникся идеями матери нашей Церкви, принял крещение и явился в Ватикан, желая примкнуть к коллегии иезуитов. Почему-то их устав показался мне наиболее близким.

— Наверное потому, что Гибура — это все-таки сефира строгости и суровости, — сорвалось у Лео с языка. — Где же больше суровости, чем в девизе «erit sicut cadaver»[2].

— Да, это мне понравилось. Послушание, четкость и ясность целей. Мой друг, конечно, был в полном восторге от моего решения.

— И что случилось дальше?

— Так как я явился открыто, окутать все покровом тайны не вышло. Церковное начальство всполошилось. Для начала меня засунули в камеру, исписанную запрещающими знаками — в то время церковники баловались магией еще как, и малефиков среди них было полно, причем убежденных католиков. Потом месяц заседали, дискутируя — есть ли у меня душа, не являюсь ли я диавольским творением, не призвали ли меня случайно из клипотических миров и — в конечном счете — как бы меня получше использовать.

— А вы?

— А я молился.

Мануэль утвердил подбородок на сложенные ладони и прикрыл глаза.

Стены наконец перестали пульсировать, и Лео понял, что окончательно пришел в себя.

— В итоге кардиналы ни до чего не договорились и решили воспользоваться моей доброй волей. А ее было о-очень много, конечно, в противном случае я мог эту камеру разнести по камешку. Но потом вспоминал, с каким жаром и как логично мой друг рассказывал о том, что люди добры и как стремятся к познанию, нужно им лишь чуть-чуть помочь… я решил, что все это дано мне ради воспитания смирения. В итоге меня порешили считать… хм… собственностью Особого Фонда Инквизиции и даже присвоили инвентарный номер. Не слишком большой, четыреста восемьдесят шестой, они к тому времени не успели нажить так уж много могущественных артефактов и чудесных вещей.

Мануэль не спеша закатал рукав и показал Лео отчетливый серый номер, вытатуированный на внутренней стороне предплечья. Маленькие аккуратные цифры. Лео вздрогнул.

— Со временем я достиг довольно больших успехов на ниве расследований — магия мне всегда была интересна. Несколько веков с переменным успехом служил Престолу и в целом был доволен своей жизнью. Но… — он помолчал, — но слишком много разных «но» накопилось, однако сейчас не время и не место их перечислять.

— А чему время и место? — спросил Лео. — Вы же не просто так мне все это рассказываете. Не потому, что захотелось повспоминать.

— Конечно, — согласился Мануэль. — Конечно, не поэтому. У меня к вам предложение, Лео.

Ага, похоже, пришла пора открывать карты. Лео покосился на пустой чайник — у него резко пересохло горло.

— Сперва я думал, что вы, как и я, охотитесь за артефактом, — продолжал Мануэль. — Но оказалось, что нет. Вы, Лео, явились в простецовую школу за пополнением поредевших магических рядов, за новыми рекрутами, так? — Лео увидел кривую ухмылку, сразу же, впрочем, пропавшую. — Сильно же вашего брата проредила война.

— За новыми гражданами, — насупился Лео, — за теми, кому все равно не жить среди людей.

— Впервые вижу, чтобы высокие фейские дома подбирали объедки, не нужные простецам. Впервые за четыреста лет.

— Зачем вы так говорите, Мануэль? Злите меня? Зачем?

— Вы забавно злитесь. И вы, похоже, верите в идею единого и могучего государства магов. Как Красный Лев его называл — Магистерий?

— Если ваша вера поколеблена, Мануэль, то это не значит… кх, кх! — Лео даже раскашлялся от возмущения.

Инквизитор поднял ладонь.

— Ладно, давайте оставим споры. Может быть, когда-нибудь в следующий раз мы поговорим о вере, о целесообразности и о всем таком. Сейчас давайте о деле. Итак, вы искали юного малефика среди учеников, и вы его нашли. Это — как вы сказали — Кассий? Рыжий такой, высокий, забыл фамилию…

— Я сказал? — удивился Лео. — Или вы сами догадались? Определили его?

— Нет, не определил. Я не присматривался, у меня другая задача была, — инквизитор положил ногу на ногу и сцепил пальцы на колене. — К тому же он не инициированный, а каденций свой, очевидно, к чему-то интуитивно приспособил, фона никакого не чувствуется. Чтобы что-то обнаружить, парня тормошить надо, провоцировать.

— Как меня? Кх, кх…

— Вы, кстати, Лео, не особенно провоцируетесь, и это вам в плюс. Слушайте, у вас что, во всем доме воды нет? Как вы тут живете?

— Внизу должна быть. Принести?

— Принесите, а то кашлять затеяли. Спешить нам все равно некуда, а я бы тоже чаю выпил.

— Я возьму фонарик?

Голова уже не кружилась. Прихватив чайник и кувшин, Лео оставил дверь приоткрытой и побрел вниз по лестнице.

Мануэль не зря отпустил охрану и повез Лео домой. Хотел поговорить без свидетелей… даже на территории Лео. Чтобы ему спокойнее было?

«У меня к вам предложение». Что же он от меня хочет? Или Беласко прав, и Мануэль хочет поймать рыбу покрупнее? Взять, например, в заложники — а он меня скрутит даже без применения магии, голыми руками — да и отправит Беласко ультиматум… чтобы тот — что? Прекратил восстанавливать Магистерий?

Но разве заложника отпускают вот так, свободно, за водой… Лео ведь может выскочить во двор — и поминай, как звали. Однако Мануэль уверен, что Лео вернется.

И Лео вернется, да.

Внизу, в бойлерной, удалось включить свет — лампа под потолком была забрана железной решеткой, и ее никто не вывернул. Лео плеснул в лицо холодной воды из-под крана, напился и начал наполнять кувшин. Желтоватый свет едва сочился, в кафельных углах, под трубами, под жестяными раковинами, за огромным, подвешенным под потолком бойлером копились тени. Краем глаза Лео уловил какое-то шевеление и повернул голову.

— Доброго вечерочка, — послышалось от двери. — А что это ты, соседушка, Инквизицию в дом притащил? Никак случилось чего?

— Это частный визит, — буркнул Лео, совершенно не удивленный явлению соседа. Который, должно быть, шустро спрятался, едва инквизитор переступил порог. — Вам совершенно не о чем беспокоиться.

— Интересное де…

Сосед вдруг замолчал на полуслове, покачнулся и рухнул ничком, руки его были плотно прижаты к телу. Лео даже подхватить его не успел. Винкулюм, магические узы, их ни с чем не спутать.

Там, где он только что стоял, в слабо освещенном дверном проеме, показался широкоплечий высокий парень. Голова его почти доставала до притолоки.