Я не ожидал такого напора, но, поскольку ничего уже не боялся, решил сыграть в эту игру. Заговорщики согласились с Каратовским, и вскоре мы разошлись. Вернувшись в барак, я несколько часов думал и записывал на клочке бумаги все, что мы обсуждали, а потом заснул. Наутро же, умывшись и надев валенки, поплелся со строем в зону и по дороге прикидывал, как выбраться в управление. Повод зайти туда образовался почти даже законный, и через несколько часов я сидел в закутке с узким столом и сочинял устав. Чтобы писать доходчиво и понятно моим новым товарищам, я представил, будто готовлю статью, подобную газетным, но обращающуюся к читателям человечным, уважительным языком. Как-либо специально подделывать свои слова мне не пришлось. Несмотря на пять лет, проведенных в Валлонии, я думал почти так же, как большинство горлаговцев.

Для дела демократии — для дела возвращения России на путь демократического развития — необходим боевой, жизненный орган.

Этим органом является Демократическая партия России. Чтобы существовать и работать в условиях советского подполья, необходима железная дисциплина. Для установления и поддержания дисциплины, для определения функций и взаимоотношений членов ДПР и составлен настоящий устав. Устав является законом для кандидатов и членов как на территории России, так и в других государствах.

Высшим руководящим органом партии является съезд ДПР.

Съезд выбирает центральное управление партии, состоящее из председателя и шести его заместителей. Партия делится на территориальные организации, возглавляемые председателем территориальной организации. Территориальная организация состоит из участковых организаций, возглавляемых старшиной участковой организации. Участковая организация делится на группы. Во главе группы стоит старший группы — групповой. В состав группы входят ячейки. Ячейкой руководит старшина ячейки. Деление партии не связано с административным делением Советского Союза.

Каждый гражданин, принимающий программу партии, участвующий активно в работе партии и платящий членские взносы, считается членом партии. В партию принимаются граждане независимо от пола, национальности, вероисповедания, подданства, социального происхождения и положения, достигшие 24-летнего возраста. Для вступления в партию необходимо иметь кандидатский стаж. Для вступления в партию необходимы две рекомендации. Рекомендации даются без ведома вступающего в партию.

Каждый член и кандидат партии обязан не нарушать устав партии, быть активным антибольшевиком, отчитываться за свою работу, хранить партийную тайну. К партийной тайне относятся программа, устав, намерения, клички, действия, то есть вся работа, весь смысл партии. Выдача партийной тайны — тягчайшее преступление. Член партии должен помогать кандидатам духовно, материально и физически на территории Советского Союза и за границей, а также оказывать помощь членам семей членов партии.

Деловая партийная связь ведется только с лицом, от которого получено задание. При необходимости получения совета или нарушения связи обращаться к лицу, оформлявшему прием в партию. Отчет о выполнении поручений дается только тому лицу, которое давало это поручение. Вступление в деловую связь с другими лицами только по поручению по нисходящей партийной линии.

В будущей России каждый член партии будет иметь право на духовную, материальную и физическую помощь со стороны партии, на защиту со стороны партии членов семьи, на первоочередность получения работы в государственных учреждениях, на получение почетной государственной пенсии при достижении 55-летнего возраста. Член ДПР борется за свободу своей личности и за свободу других граждан. В будущей России он — почетный гражданин.

Затем я вспомнил слова клятвы, которую произносили все кандидаты, и мне она показалась не нуждающейся ни в каких исправлениях. Да и в ней ли было дело.

На путь борьбы с большевизмом становлюсь сознательно и добровольно. Клянусь быть верным делу борьбы за демократию. Клянусь, не щадя ни сил, ни жизни, выполнять все поручения, задания партии. Если нарушу мою клятву, если изменю делу победы демократии, то пусть покарает меня презрение моих товарищей и ненависть моего народа.

Спустя неделю, собравшись в том же закутке, но без Старостина, партия одобрила устав. Заспорили только о том, с какими оговорками принимать украинцев, если они пожелают вступить, и других националистов. Дикарев махнул рукой: «Да что вы теряете время? Любой их хлопец вас сразу спросит: „Когда Россия станет свободной, вы отдадите всю Украину украинцам?" — и вам придется рассусоливать про Малороссию и западенцев, и этим все кончится». «Можно вопрос о независимости восточной Украины объявить решаемым с помощью народного голосования», — предложил Тарновский, но Дикарев покачал головой: «Вы их плохо знаете. Как и прибалтов, которые в гробу видали всех правопреемников Российской империи». В остальном все на удивление бесстрастно отнеслись к уставу, внутренне согласившись, что он не так важен, как настоящая, сущностная деятельность: агитация, проверка и привлечение новых участников. Еще через неделю Каратовский принял у меня клятву, прочитав ее с листа и ткнув булавкой в подушечку безымянного пальца, чтобы получить каплю крови. Затем я нанес свою кровь на бумагу и сжег лист. Нелепый ритуал под завывание ветра и шуршание снега казался чем-то вроде колдовства.

Часть взглядов демократов действительно совпадала — например, не сговариваясь, все согласились, что лишь в раздробленном на части виде Россия сможет преодолеть проклятие единовластия и перейти к демократии, переустроив государство в федерацию. Когда я рассказал о валлонских коммунах, все приняли это как идеал самоуправления. Зато партийцы жарко спорили насчет национального государства — Каратовский тут держался срединной позиции, а Дикарев, Тарновский, Недоростков и, как ни странно, немцы настаивали на особых правах русских и особом статусе русского языка, причем во всех частях федерации. Кроме того, спорили насчет эмансипации женщин и надолго застряли на вопросе возмездия. Часть нас желала крови коммунистов, а мы с Дикаревым стояли на наказании лишь для тех начальников, которые лично решали, кому умирать, а кому страдать. Тарновский усмехнулся: далеко вы смотрите, сидя в ватнике с нашитым номером. Спорщики поостыли, и по иным пунктам договорились быстрее. Я записал все формулировки, по которым мы пришли к согласию, и уже приготовился сесть за программу, как вдруг меня вызвали на этап.

Случилось это утром, уже после ухода смен на стройзону, поэтому обратиться за помощью, чтобы хотя бы оттянуть время и узнать, что к чему, было невозможно. Первое отделение в горах — вдруг им нужен топограф? Второе — тюрьма, туда ни за что, если только партия не оказалась кучкой провокаторов, во что верилось с трудом: кто я такой, что я такого знаю и из себя представляю, чтобы ради меня затевать такую сложную операцию, театральное представление? Третье — каторжное, на отшибе, самое строгое, туда поведут тоже лишь в случае, если кто-то сдал. Пятое — рядом, но в нем никого из партии не было, и мало кто понимал, на кого там можно опираться в борьбе. В конце концов выяснилось, что именно туда с Четвертого и перебрасывали около ста строителей. Тамошние бригады не успевали сдать к сроку дом на проспекте Ленина.