в обмен за союз с ним Месопотамию (Plut. Ibid.). Римский полководец прервал переговоры, расценив поведение парфян как предательство.

Однако у него не было ни малейших оснований считать парфянского царя «двурушником» – тот действовал в интересах своего государства, проводя независимую внешнюю политику. Невозможно поверить, что Парфия готова была воевать против римлян на стороне своего врага, Армении. Очевидно, парфяне просто вели дипломатическую игру, пытаясь использовать в своих интересах затруднения Тиграна и получить Междуречье, не оказав армянам никакой реальной помощи. Это было вполне в духе как эллинистической, так и восточной политики.

Тем не менее Лукулл счёл, что это даёт ему прекрасный предлог обвинить Парфию в лицемерии и решил оставить в покое Митридата с Тиграном и… воевать с Парфией! Плутарх поясняет: Лукулл желал развязать войну с парфянами, «чтобы померяться с ними силами» (Plut. Ibid.). Далее следует потрясающая фраза: ему казалось заманчивым одолеть трёх царей (ibid.). Так прихоть консула могла закончиться большой бедой для парфян. Это показывает, насколько всерьёз римляне видели в Парфии равноправного участника дипломатических отношений. И насколько уважали достигнутые договорённости. В данном случае амбиции Рима сочетались с личными амбициями полководца, ради удовлетворения собственного тщеславия готового воевать с потенциальным союзником.

От неспровоцированной войны Парфию спасла только усталость легионеров, отказавшихся двигаться за Евфрат. Не сумев убедить воинов, Лукулл вынужден был отказаться от похода на Парфию и летом 68 г. до н. э. отправился «добивать» Тиграна (Plut. Lucul. XXXI). Нет сомнений, что парфяне узнали о замыслах Лукулла, и едва ли это добавило им симпатий к римлянам.

Пока Лукулл громил войска Тиграна, парфяне добились серьёзного дипломатического успеха: сумели привлечь на свою сторону наследника армянского престола – Тиграна Младшего – и побудили его поднять восстание против собственного отца. Появилась реальная возможность посадить на трон Армении своего протеже, но римляне разрушили эти надежды, уничтожив плоды длительных усилий парфянской дипломатии. Сменивший Лукулла Помпей заставил Тиграна II признать себя вассалом Рима и помириться с сыном, оговорив для младшего Тиграна управление Софеной. Однако царевич, рассчитывавший на большее, счёл себя обделённым и надерзил Помпею[1181]. Тот приказал заковать дерзкого в цепи и предназначил ему судьбу стать украшением своего триумфа. Это показывает, насколько римляне уже считались даже с царевичами!

Встревоженный потерей союзника Фраат потребовал выдать ему царевича, ссылаясь на их родство (младший Тигран приходился ему зятем). Помпей прекрасно понял подоплёку этого требования и, не желая давать в руки парфянского царя такой козырь, как наследник армянского трона, ответил довольно грубым отказом. Естественно, это нанесло сильный удар как по самолюбию Фраата, так и по интересам Парфии. По второй просьбе (считать Евфрат границей между Парфией и Римом) Помпей дал очень неопределённый ответ – граница будет установлена по справедливости (Plut. Pomp. XXXIII). Таким образом, и третий контакт с Римом закончился для Парфии очередным унижением.

Вопрос о границе остался неурегулированным, и парфяне оккупировали принадлежащую Армении Гордиену. Ранее Фраат напал на Армению (Dio Cass. XXXVI.45) в качестве римского союзника, и хотя значительной помощи Помпею в войне против Тиграна не оказал, вправе был рассчитывать на благодарность проконсула. Однако римлянам не впервой было использовать «друзей и союзников», ничего не давая им взамен.

В том же 65 г. до н. э. Помпей отправил в Гордиену войска, изгнавшие и долго преследовавшие парфян (Plut. Pomp. XXXVI). По сообщению Диона Кассия, легионы по приказу Помпея помогли армянам вытеснить парфян с территорий, ранее признаваемых парфянскими (XXXVII.56). Так произошло самое первое вооружённое столкновение римлян с парфянами. Фактически первая война произошла в 65 г. до н. э., когда парфяне ещё продолжали считались союзниками Рима.

Царя Парфии в полном соответствии с римскими внешнеполитическими традициями использовали для достижения собственных целей. Затем, следуя тем же традициям, жёстко указали ему место, которое он должен занимать, не претендуя на благодарность, не совершая несанкционированных захватов и радуясь хотя бы тому, что его оставили в покое.

Пытаясь уладить конфликт, Фраат прислал Помнею письмо (Plut. Pomp. XXXVIII). В ответном послании римлянин даже не назвал его принятым у парфян титулом «царь царей». Парфия получила очередную пощёчину от Рима. Можно было бы только удивляться долготерпению парфянских царей, но в тот момент у них просто не было возможности вести себя иначе. Слабый не может позволить себе роскошь быть гордым. Впрочем, после отъезда Помпея парфяне вновь «втихую» заняли Гордиену (Dio Cass. XXXVII.56). В 64 г. до н. э. послы Тиграна II и Фраата III прибыли к Помпею в Сирию с просьбой решить судьбу спорной территории, тем самым признавая не только их арбитраж, но и верховенство.

Парфянские правители продолжали демонстрировать выдержку и вели себя если не смиренно, то по крайней мере спокойно. Но обиды копились. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стал неспровоцированный поход Красса. Количество обид переросло критическую массу, и произошёл самый настоящий взрыв ненависти к Риму, римлянам и всему римскому.

О причинах поражения Красса написано довольно много. Но ещё никто не указал на дополнительную, чисто психологическую причину – саккумулированная неприязнь вылилась в парфянскую жестокость и парфянское вероломство по отношению к римлянам. Поэтому так легко и так быстро в огне этой ненависти сгорела почти вся сорокатрёхтысячная армия Красса. Пружина, сжатая до отказа, ударила со страшной силой. Парфянские всадники знали, с кем и за что сражаются, и, внутренне ликуя, с холодной жестокостью они расстреливали из луков несчастных легионеров Красса, скученных на небольшом пространстве и даже не имеющих возможности защищаться (см.: Plut. Crass. XXIV).

Через 27 лет после первой встречи римляне впервые пролили парфянскую кровь. Через 40 лет после первой встречи, которая могла закончиться дружбой, парфяне пролили столько римской крови…

Стороны стали злейшими врагами. После поражений Красса и Антония идея реванша прочно завладела умами в Риме. Общественное мнение требовало у Августа отомстить за позор. Характерны жалобы Горация, что значки римских легионов укращают собой парфянские храмы (Epist. I.18.56–57; Od. IV.15.6–8). Однако императору достало ума решить дело с парфянами миром. Путём переговоров он вернул знамёна и пленных. Сам он пишет об этом как о факте величайшей важности и своём огромном достижении (RGDA. 29.2). Но это стало возможно только потому, что он вёл дела с Парфией уважительно и как с равным партнёром. Если бы римляне с самого начала вели себя так…

Правда, в ходе переговоров сверхрассудительный Август добавил демонстрацию силы, что тоже способствовало достижению поставленной цели. Демонстративные передвижения войск вдоль границы в условиях обострения внутриполитической борьбы в Парфии стали дополнительным аргументом для парфян в пользу мира[1182].

При преемниках Августа притихшая было вражда вспыхнула с новой силой. Рим так никогда и не смог решить парфянскую (затем сасанидскую) проблему. Наряду