Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый день задаюсь вопросом, ждет ли Дом от меня весточки.
И, испытывая вину за то, чыто он, возможно, ждет, не могу подобрать нужных слов. И не знаю, смогу ли в будущем.
Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, всхлипываю и краем глаза замечаю движение. Поворачиваюсь и вижу, как Тобиас, прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки, за мной наблюдает.
– Этого ты хочешь?
Ему кажется, что я просила об этом.
– Да, – киваю я.
– Тогда я смогу.
– Мне очень жаль.
– Это было давным-давно.
– Мне показалось, что не так уж и давно, когда я читала. Ты когда-нибудь спрашивал об Абидже?
– Нет, не смог набраться смелости – думал, ему слишком горько об этом говорить.
Поворачиваюсь и провожу рукой по странице дневника.
– Спасибо.
– Сегодня первый и единственный раз, когда я смотрю, как ты его читаешь. Захочешь ли ты прочитать мои признания или нет, зависит только от тебя. О, и да. «Сенсодин».
– Что?
– Марка зубной пасты, которая мне нравится, – пожимает Тобиас плечами. – У меня чувствительные десны.
Шмыгая носом, не могу сдержать смех.
– Я люблю тебя.
– Знаю. – Тобиас засовывает руки в карманы. – Извини, что это очень трудно.
– Не так уж и трудно. – Подхожу к нему, и Тобиас обхватывает руками мое лицо, его глаза светятся от любви.
– Хочешь еще одно признание?
Оказавшись в плену его рук, киваю.
– До тебя у меня никогда не было настоящих отношений с девушками. Ты – моя первая и единственная. – Взгляд у него серьезный, а слова рвут мне сердце. – Флирт, ужины, секс, но не более того, а Алисия… отвлекающий маневр. Она была доброй и пыталась заботиться обо мне, как бы сильно я ни сопротивлялся. Но наши отношения не были настоящими, мы даже не жили вместе. – Тобиас проводит большими пальцами под моим подбородком. – Мы не вырезали вместе тыкву, не готовили индейку, не выбирали елку на Рождество, я не был знаком с ее родителями. И вообще этого не хотел, но теперь хочу. Хочу всего этого с тобой.
– Ты хочешь обычной жизни со мной? – спрашиваю я и не могу сдержать слезы.
– Хочу, – шепчет он и стирает их. – Почему ты снова плачешь, trésor?
– Потому что я не против быть мышкой… иногда.
Он хмурится.
– Что?
– Ты и не должен этого понимать.
– Тогда ладно. Я тоже люблю тебя, мышка. – Тобиас наклоняется и снова меня целует. Чувствую силу этого поцелуя кончиками пальцев, но он отстраняется, и на его прекрасном лице возникает неуверенность. – Не знаю, смогу ли я быть хорошим парнем.
– Когда мы жили вместе, ты им и был, если не брать в расчет ложь и попытки манипулировать. Но ты до сих пор очень-очень хорош.
– Trésor, я хочу проводить с тобой Хэллоуини, День благодарения и Рождество, но…
Не удержавшись, я хихикаю.
– Хэллоуини?
– Да, с тобой.
– Хэллоуин-ни. Так ты сказал, да?
– Да, – морщит он лоб, – так я и сказал.
– Тобиас, нет никакого Хэллоуини.
– Нет, есть, – настаивает он. – Моя мать постоянно так говорила.
Я прыскаю со смеху.
– Тобиас, правильно говорить «Хэллоуин».
Он смотрит на меня так, словно я невежественна.
– Это праздник, ну, знаешь, день, когда ты делаешь… – Тобиас отпускает меня и взмахивает рукой, объясняя. – Его рождественские гимны и колядки. Хэллоуин и Хэллоуини… – Он хмурится, будто понимая, что звучит странно.
У меня вырывается смешок, и я обхватываю руками его лицо.
– О, бедный ты человек, думаю, твоя мать перепутала при переводе. Вы только приехали тогда из Франции, да?
Он медленно кивает.
– Тебе тридцать семь! Как же так вышло, что ты до сих пор веришь, что есть такое слово?
– Я не отмечаю праздники, так что мы редко это обсуждали, – сухо говорит он. – И женщина в магазине меня сегодня не поправила.
– Может, потому что ты грозный, пугающий иностранец, а они этого боятся?
Честное слово, я вижу, как по его загорелой коже расползается румянец.
– Тобиас, любовь моя, извини, но нет никакого Хэллоуини.
– Да пофиг, – фыркает он. – Ты дашь мне договорить?
Киваю, чувствуя, как подрагивают губы от желания рассмеяться.
– Я хочу временное перемирие.
– То есть?
– Никаких разговоров о Братстве, только ты и я. Только мы, Сесилия. Для этого я и приехал сюда – ради нас. Дело ведь не в чертовом клубе или роли, которую он сыграл в наших жизнях. Но похоже, забыть о нем нам сложно.
– Надолго?
– Время покажет.
– От Хэллоуини до Хэллоуини?
Тобиас рычит, а я смеюсь.
– Извини, но это забавно.
– Так держать! Может, придушу тебя вечером.
– О, возрождение Хэллоуини. – Я игриво двигаю бровями. – А мы переоденемся?
– Да, – монотонно тянет он. – Ты будешь лесорубом, обламывать – твой конек.
– Что?
Он отводит глаза, смотря на лежащую на кровати пижаму.
– Ха-ха, как смешно.
– Так что? Согласна на прекращение огня? – Выражение его лица меняется, и в глазах читается мольба.
– Временное перемирие вполне меня устраивает.
– Хорошо. Иди в душ. У нас куча дел. Список праздничных обычаев, и я готовлю индейку в соусе чили. Динна сказала, это хорошее блюдо на Хэлл… – Тобиас замолкает, а я поджимаю губы. – На Хэллоуин.
– Кто такая Динна?
– Мой кассир.
– У тебя есть кассир?
– Ну, я встаю к ней в очередь на кассе. – Он кусает губу. – Всегда.
Я приподнимаю бровь.
– Правда?
Он кивает:
– Я ей доверяю.
– Мне начать волноваться?
Он закатывает глаза.
– Она совсем юная.
– Вот теперь я точно волнуюсь.
– Ее парень Рики работает в винном магазине, и у них двое детей.
– Ты как-то слишком много про нее знаешь.
– Она мне помогает, – уклончиво объясняет Тобиас.
– Помогает с чем?
– С тобой, – тихо говорит он, и у меня сжимается сердце при мысли, что он берет советы по отношениям у девушки на кассе.
– Тебе стоит ей доверять. Отличный результат. – Встаю на цыпочки и касаюсь губами его губ. – Ты уже затмил все первые свидания, что у меня были.
Мой настрой его трогает, и Тобиас целует меня – целует по-настоящему, но вскоре выпускает из объятий. Обводит меня взглядом, поворачивается и уходит на кухню, а я кусаю губы и смотрю ему вслед, пока он не исчезает из виду в сопровождении Бо.
Глава 26
Сесилия
По лицу Тобиаса стекает вода, когда он ликующе поднимает зубами яблоко. В его глазах пляшет торжество, а я хлопаю в ладоши, пока он стряхивает воду с волос.
– Отлично, Кинг! Достал яблочко, – смеясь, говорю я. – Но необязательно было лезть туда с головой.