— Да какая ситуация! — ору я. — Что за идиотизм вообще? Она сама пришла ко мне и стала раздеваться!

— У Алисы Владимировны есть аудиозапись, где вы шантажируете ее увольнением, если она не вступит с вами в половой контакт, — вновь гундосит юрист. — Также она собрала подробный отчёт о ваших действиях за последние недели: где, когда и в какой форме вы проявляли к ней недопустимые знаки внимания. Плюс ещё несколько девушек…

Он замолкает, и между нами повисает тяжелая пауза. Ещё несколько девушек что? Что?

— Поступило ещё несколько жалоб от сотрудниц на некорректное поведение с вашей стороны, — заканчивает эйчар.

— Пиздец.

Ныряю рукой в волосы, пытаясь осознать происходящее. Все еще не верю, что все это правда. Похоже на дебильный розыгрыш. Может, это такой запоздалый креативный подарок от коллектива, и сейчас они выскочат из-за двери с криками "поздравляю"?

— И что теперь? — беру себя в руки. — Вынужденный отпуск, пока вы не разберетесь с этой стервой? Выплатим ей мою годовую премию, предложим должность в филиале?

— Все не так просто, Александр Германович. Компании не нужны судебные разбирательства. Вы, скорее всего, отделаетесь просто штрафом, судебная практика по статье 133 не слишком благосклонна к жертвам, но имидж… И политика нетерпимости наших французских учредителей…

Ей даже не нужно договаривать, я прекрасно представляю, что будет дальше.

— Мне дадут уйти по собственному желанию?

— Да. Без отработки и рекомендаций. Расстаёмся по согласованию сторон в три дня. Передачу дел осуществите сегодня, в пятницу придёте подписать приказ.

Сухие обезличенные слова повисают в воздухе. Они рассекают надвое мою жизнь. Еще вчера — без пяти минут генеральный, сегодня — безработный. И все из-за этой суки.

Я сохраняю лицо, пока пишу заявление под настойчивым взглядом людей напротив. Когда передаю дела идиоту с розницы. И даже, когда покидаю здание с дебильной коробкой, напичканной презервативами и бухлом из бара.

Осознание пиздеца приходит только на следующее утро, когда будильник звонит, а мое пьяное тело не в состоянии его отключить. Я ворочаюсь на неудобном диване, подминая пиджак под головой, и впервые понимаю, что это конец. Полупьяные мысли скачут с "убить суку" до "заставить ее во всем признаться". Последняя мысль мне нравится. Это решит все мои проблемы.

Я принимаю душ, выпиваю ударную дозу кофе и аспирина и еду к дому стервы. Я был там только один раз, когда подвозил ее после ночевки на базе отдыха, но дорогу запомнил. Жаль, не решился тогда проводить ее до квартиры, не пришлось бы, как чертову сталкеру, торчать сейчас в машине, высматривая ее в каждом, кто появляется из подъезда.

Пульсирующая боль в голове напоминает о том, что вчера я предпочел забыться, а не анализировать произошедшее. Это было моей второй ошибкой. Первой было — клюнуть на чертову стерву. Я же с самого начала чувствовал, что с ней что-то не так. Слишком выверены были ее действия, слишком гладкими слова. Но главный вопрос не то, как она обвела меня вокруг пальца, а то, зачем она это сделала?

Может, у меня не было достаточно времени или стимула, чтобы обдумать все ее действия. Но сейчас есть. Моя импровизированная засада — идеальное место, чтобы разложить, наконец, по полкам все, что я упускал или игнорировал раньше.

Так кто же ты, Алиса?

Я вся — сплошной оголенный нерв. Меня потряхивает, а ладони привычно потеют. Но ничто из этого не отражается на моем лице.

— Я пришла просто проинформировать вас об инциденте, — смотрю в бесстрастное лицо мужчины напротив и сохраняю уверенный тон. — Я просто хочу справедливости. Есть два варианта: первый — вы увольняете господина Яковлева, и все наши с ним исковые разбирательства проходят вне стен корпорации и никак на ней не отражаются. Вариант два — вы игнорируете мое заявление, я обращаюсь в прессу. У меня на быстром наборе, как минимум, два крупных издательства, которые отчаянно ждут истории о том, как крупные предприниматели покрывают сексуальные домогательства в своих компаниями.

Ситуация повторяется. Напротив меня — трое разъяренных людей, которые пытаются выставить виноватой меня. Я проговариваю свою историю раз за разом, сначала для отдела кадров, потом для юристов, а потом и самому генеральному. Глаза в глаза. Не поменяв ни слова в своей отрепетированной речи. Все началось с мягких уговоров и подкупа и перетекло в жёсткий прессинг. Но им меня не испугать. Не сейчас.

— Кстати, наши с вами приватные разговоры тоже записаны и станут отличным подспорьем в какой-нибудь скандальной передаче на телевидении. Только представьте, как долго страна ждала такой прецедент, чтобы разобрать его по косточкам и инициировать внесение изменений в российское законодательство, в котором до сих пор нет значения "харассмент". Публика жаждет крови, и я готова идти до конца. А вы?

Я смотрю в бездонные черные глаза напротив с холодной решимостью. Люди рядом с ним — всего лишь интерьер. Не они здесь лица, принимающие решения. Генеральный выглядит еще большим монстром, чем Александр. Его взгляд цепкий и жесткий, движения лишены гибкости, как и его слова.

— Увольнение. Что-то ещё? Компенсация, отпуск, должность? — безэмоционально говорит он.

— Нет. Только увольнение и гарантия, что он попадет во все черные списки работодателей. Я хочу видеть приказ о расторжении трудового договора и скрин письма, который вы отправите в кадровые агентства.

— Я вас услышал, Алиса. Ваша жалоба не останется без внимания. Можете возвращаться к работе.

Он делает снисходительный жест в сторону двери. Да, Александру было, у кого учиться.

— Я бы хотела взять отгулы за свой счёт на ближайшие дни, мне нужно немного прийти в себя после произошедшего.

— Хорошо. Валентина Николаевна, — обращается он к эйчару. — Позаботьтесь об этом.

Мы обе встаём и беззвучно покидаем кабинет. Подумать только, за дверью напротив сидит тот, чью жизнь я только что перевернула навсегда и даже не догадывается об этом. Я кидаю один короткий взгляд на эту дверь, просто чтобы попрощаться. У меня не было такой возможности в прошлый раз, а сейчас, кажется, что я навсегда оставляю прошлое в прошлом.

— Зря ты это затеяла, — говорит Валентина Николаевна, когда лифт начинает снижение. — Его просто уволят, а на тебе навсегда останется ярлык скандалистки. С такой репутацией потом никуда не сунешься.

Она говорит это вроде по-доброму, но в каждом ее слове сквозит двойное дно. Она профессионал и играет свою роль до конца. Её задача — замять конфликт в коллективе любым способом, и, конечно, она хочет сделать это красиво, уговорив меня отступить.

— Зря вы думаете, что меня это волнует. Как я уже сказала, я просто хочу справедливости.

Мы с ней встречаемся взглядом в блестящем отражении напротив нас, и обе держим этот взгляд, пока дверцы лифта не разъезжаются. В ее кабинете я пишу заявление на предоставление неоплачиваемых отгулов и заручаюсь гарантией, что меня будут информировать о ходе дела против Александра. Валентина Николаевна в очередной раз громко вздыхает, забирая бумажку у меня из рук.