Брюс стал нашим четвертым гитаристом, и в какой-то момент я задался вопросом: «Что за чертовщина?» Я не хотел, чтобы KISS играли на подпевках у меня и Джина. Мы не Оззи или Боуи, которые меняли музыкантов как перчатки. Мы должны были быть группой. Я с недоверием относился к группам, в которых участники постоянно менялись. Но даже в этом случае наше поведение вне сцены и за пределами студии не имело ничего общего с той химией, к которой мы стремились. Как говорится, «прошла любовь». Мы стремились к функциональности. На протяжении очень долгого времени мы не общались как группа, хотя нельзя сказать, что нам было противно находиться друг с другом. Каждый участник группы просто выполнял свою роль. Мы уже не разъезжали в тачке, травя друг другу анекдоты.

Октябрь и ноябрь 1984 года мы провели в гастролях по Европе, на этот раз взяв Bon Jovi в качестве разогревающей группы. У нас был внушительный список претендентов: Боб Сигер, Джон Мелленкамп, Том Петти, AC/DC, Judas Priest, Rush и Iron Maiden — все они были среди претендентов, которых мы рассматривали для этого турне. В то время у Bon Jovi на радио пробился небольшой хит под названием «Runaway». Джон был смышленым парнем и всегда подсаживался к нам в баре отеля и задавал вопросы о бизнесе. Ему хотелось узнать как можно больше. Теперь, когда мы сами занимались менеджментом, у нас были ответы. Ближе к концу турне ко мне подошел менеджер Bon Jovi Док МакГи: «Не хотели бы вы вместе с Джоном поработать над его следующим альбомом?» «Если вы хотите написать что-то действительно классное, — сказал я, — тебе нужен Дезмонд Чайлд». Я дал ему номер Дезмонда.

Где-то через год Дезмонд приехал ко мне домой и дал послушать Slippery When Wet, альбом, который он написал вместе с Джоном и Ричи.

Услышанное произвело на меня впечатление. После этого я позвонил Джону: «Я думаю, это будет прорывной альбом».

«Прорывной» было еще мягко сказано.

Мы выпускали один платиновый альбом за другим. Люди снова начали доверять нам. Наши концерты снова проходили с аншлагом, привлекая десятки тысяч людей. Это, конечно, не сравнится с нашими старыми добрыми деньками, но все равно не могло не радовать. Мы двигались в нужном направлении. Самое главное, что я зарабатывал деньги, занимаясь любимым делом: играл на гитаре, прыгал на сцене, орал и кривлялся.

И все же, несмотря на то что наши последние альбомы продались тиражом по два миллиона копий каждый, мы уже выбыли из главной лиги. Такие группы, как Van Halen, Def Leppard и, вскоре, Bon Jovi, продавали 10 миллионов копий своих альбомов. 10 миллионов копий своих альбомов. Несмотря на то, что мы зарабатывали деньги, нашему лейблу было плевать на KISS. Мне казалось, что наша звукозаписывающая компания ориентировалась на ребят, которые только что окончили колледж и увлекались группами Dan Reed Network. Неудивительно, что спустя 30 лет эти ребята все еще на слуху.

Когда мы давали концерты в Нью-Йорке, никто из нашей звукозаписывающей компании не удосужился прийти. Они все были в каком-то клубе в центре города на концерте группы, участники которой только что вылезли из гаража своих родителей. Ничего не имею против Dan Reed Network, меня просто бесило и даже обижало, что нас воспринимали как должное. Альбомы без макияжа стали успешными, потому что фанаты дали нам второй шанс. Но звукозаписывающая компания чихать на нас хотела.

Работая над Asylum в студии Electric Lady. Слева направо: Брюс, Эрик, я и Джин, 1985 год

Главной проблемой при работе над следующим альбомом, Asylum, заключалась в том, что мой якобы партнер вел себя точь-в-точь, как наша звукозаписывающая компания. Джину было все равно. Он появлялся в студии, до этого провозившись всю ночь с какой-нибудь третьесортной группой, которую он продюсировал. Измученный, он выдавливал из себя какую-нибудь сырую песню, которую планировал включить в наш альбом. Разумеется, он хотел получить процент с песен на пластинке, но в очередной раз он не мог предоставить ничего путного. Он попросту не уделял этому время. Когда я намекал, что от него мало толку, он тут же начинал уверять меня: «Нет, я выкладываюсь на все сто процентов».

Чувство, что в наши ряды закрался предатель, росло каждый раз, когда Джин отрицал, что лажает и не уделяет должного внимания группе. Кто-то явно вел двойную игру и думал только о себе. В его повестке дня KISS занимали далеко не первое место.

Ты единственный человек, на которого я мог положиться.

Когда я озвучил Джину свои подозрения, он сказал: «Ну, ты тоже можешь пойти и заняться чем-нибудь еще». Его ответ попахивал дерьмом. Если бы я так поступил, не было бы ни группы, ни музыки, ни альбомов. Я не собирался сидеть сложа руки и смотреть, как распадается группа. Он это прекрасно знал. Мало того, его предложение заняться «чем-нибудь еще», продиктовано его собственным решением заниматься посторонними вещами. В отличие от него я не искал оправдания для других дел. Не похоже, чтобы он советовался со мной о своих планах. Он просто действовал в своих эгоистических интересах, не думая обо мне.

Он также выработал новую привычку использовать логотип KISS и свой образ из группы для личных проектов без моего ведома, прекрасно понимая, что со мной необходимо советоваться по таким вопросам. Когда я выступал против этого, он выдавливал из себя слабое неискреннее «извини», лишь затем, чтобы все повторилось в следующий раз, словно мы никогда не говорили об этом. Он явно собирался действовать, как ему заблагорассудится, невзирая на какие-либо протесты с моей стороны или даже на свои юридические обязательства по нашему партнерству. Для Джина извинение было лишь инструментом, чтобы успокоить меня, пока он не совершит следующий эгоистический поступок. На самом деле он никогда не имел в виду «извини меня за то, что я так поступил». Скорее, это звучало как «извини, что это тебя беспокоит». Вдобавок к оскорбительному поведению его абсолютный пофигизм ранил мои чувства. Видимо, мне просто нужно было играть по его правилам. У меня был выбор: либо уйти, либо вкалывать за двоих. Проблема заключалась в том, что мне бы пришлось делиться гонораром, даже если бы я работал с удвоенной силой. Вражда продолжала назревать.

Также мне все чаще начали попадаться интервью, в которых Джин причислял к своим заслугам то, в чем лишь частично участвовал, а порой и вовсе не имел никакого отношения. Когда журналисты ошибались, высказывая свои выдуманные догадки о его огромной роли в группе, он и не думал их исправлять. Когда я показывал Джину его цитаты из бесчисленных интервью, он решительно заявлял мне: «Я этого не говорил!»

Для меня не было в новинку давать интервью, которые записывали, чтобы затем перевести в текст и пустить в печать. Случаи, когда мне приписывали то, чего я не говорил, можно пересчитать по пальцам одной руки. Если Джеймс Браун был «самым трудолюбивым человеком в шоу-бизнесе», то Джин Симмонс — по крайней мере, по его словам — был самым превратно понятым человеком в шоу-бизнесе. Я не купился на это.