То, что он меня обманывал, а мою роль и роль других музыкантов преуменьшал и даже отрицал, было не только эгоистично с его стороны, но и попросту жестоко. Мне было больно это слышать. Мы с Джином всегда относились друг к другу как братья. Но, похоже, у нас были разные представления о братской любви. В результате того, что Джин удалялся от группы, я все чаще начал принимать решения по группе. В конце концов я стал ее центром. Не случайно мои песни стали популярными — просто никто другой не удосужился написать достойные песни. Если Джин хотел быть кем-то большим, чем просто басистом, он должен был сделать что-то большее. Любой за пять минут может настрочить песню. Поскольку у нас был контракт на запись песен Джина для альбома, независимо от того, хорошими они были или нет.

Чувство долга заставляло писать меня такие песни, как «Heaven’s On Fire» или «Tears Are Falling». На мне одном лежала работа, и мне нравилось получать заслуженную награду.

В зените своей славы на канале MTV я превратился во что-то наподобие сладкого мальчика из восьмидесятых. То было странное время: с перьями в сережках, губной помадой и розовыми перчатками (все это заслуга стилиста Van Halen) я был максимально похож на трансвестита. Скажем так, в эру «патлатых групп» существовали другие понятия о красоте.

В те годы у меня было несколько подружек, но по большей части отношения сводились к общению и сексу. Я не искал любви до гроба и не ждал этого от женщин. Я просто хотел хорошо провести время. Я все продумал так, чтобы, даже не разъезжая по гастролям, я никогда не оставался один. Я начал жить поочередно то в Нью-Йорке, то в Лос-Анджелесе, снимая там квартиру или живя в таких отелях, как «Sunset Marquis». Лос-Анджелес был местом, куда я отправлялся, чтобы побаловать себя обществом женщин. Когда отношения с ними неизбежно становились слишком сложными, я возвращался в Нью-Йорк.

Несмотря на внимание, которое привлекли к себе музыкальные клипы KISS, роль публичной фигуры давалась мне с трудом. Помня о своей карьере в кино, Джин стремился окружить себя самыми известными людьми. Я в этом деле был далеко позади. Было забавно читать о своих похождениях в глянцевых журналах — но читать о расставаниях было уже не так весело. Однажды я увидел, как одна женщина читала журнал «Star», и там была статья, в которой актриса Лиза Хартман рассказывала, почему она никогда не выйдет замуж за певца Пола Стэнли. Только этого мне не хватало!

Люди, живущие по законам таблоидов, определяли степень своей важности по количеству упоминаний в прессе. Так что рядом с ними мне не только приходилось справляться со своим дерьмом, но еще и выслушивать дерьмо от них. Например, как они страдали из-за того, что статья в журнале «Access Hollywood» оказалась короче, чем они думали. Одна женщина из Лос-Анджелеса, с которой я встречался, беспокоилась о том, что ее дом находился слишком далеко на восточной окраине Беверли-Хиллз, а не в центре. Другая сокрушалась из-за того, что живет в долине, а не со стороны голливудских холмов. Я проводил время среди этих поверхностных людей, но понимал, что не хочу становиться одним из них.

Ни одни из этих отношений ни к чему не привели, зато они спасали меня от одиночества. Однажды, под конец года, мы дали концерт в Нью-Джерси, перед тем как отправиться домой в Нью-Йорк. Одна из «кошечек» журнала «Penthouse» подошла ко мне после шоу со словами: «У меня для тебя припасен рождественский подарок». Я сказал ей: «Я подброшу тебя до города на своем лимузине». Как только мы выехали на шоссе, она расстегнула мои джинсы и презентовала свой подарок. Затем она подняла голову и сказала: «Счастливого Рождества».

Эй, а что насчет Хануки?

Что касается моих сексуальных подвигов, то в 70-х я, так сказать, только пробовал воду, тогда как в 80-х с головой ушел в омут. Однажды вечером я посетил вечеринку в особняке «Playboy». Только войдя в дверь, я оказался перед моделью года «Playboy», которую видел в журнале и считал очень привлекательной. Мы немного поболтали, а затем она сказала: «Не хочешь уйти?» «Конечно», — ответил я, думая про себя, что произойдет, если она скажет: «Тогда почему бы тебе не убраться отсюда к чертовой матери?»

Но вместо этого она сказала: «Тогда пошли», и мы продолжили вечеринку у нее дома.

Мой класс школы искусств устраивал пятнадцатую ежегодную встречу для выпускников 1970 года. Я пропустил свою десятую встречу из-за турне по Австралии, после того как Эрик Карр присоединился к группе. Но пятнадцатую встречу я точно собирался посетить. Мне было не столько интересно узнать, как сложилась судьба у моих одноклассников, сколько ткнуть их лицом в мой успех. Женщина, с которой я тогда встречался в Нью-Йорке, была — сюрприз! — моделью «Плейбоя». Я подумал о том, чтобы взять ее с собой на встречу, но потом вспомнил о Виктории, самой классной девчонке из школы, с которой я однажды ходил на свидание. Правда, закончилось все тем, что меня отчитывал ее папаша. После этого самая горячая девчонка в классе насмехались надо мной до конца средней школы. Я сказал своей зайке, что позвоню ей после того, как улажу свои дела на встрече выпускников. Я не признался ей, что хотел закончить начатое с той девчонкой, перед которой я когда-то ударил в грязь лицом. Облачив свое загорелое тело в модный синий шелковый костюм, я с нетерпением ждал момента, когда увижу людей, которые считали меня неудачником в школьные годы.

Мероприятие проходило в здании школы. Очутившись внутри, я сразу подумал, что мебель была слишком маленькой для присутствующих. Атмосфера была на удивление мрачной — большинство ребят очень постарели. Я представлял себе молодых людей, полных жизненных сил, мечтаний и стремлений, но это больше походило на вечеринку в честь Хэллоуина, на которой гости решили вырядиться в пожилых людей. Они выглядели старыми и сломленными. Спустя пятнадцать лет у Виктории были короткие мышиные волосы, она носила неуклюжие ортопедические туфли и пышную юбку. От ее привлекательности не осталось и следа. Ненадолго я испытал злобную радость, увидев ее в таком виде и вспоминая, как она вечно дразнила меня после нашего дурацкого свидания. Но потом мне захотелось, чтобы она снова стала такой же красивой, как и пятнадцать лет назад. Это было удручающее зрелище. Еще один парень из школы был настоящим Аполлоном: красивый, с длинными вьющимися волосами и отличным голосом. Он мог петь, как Роберт Плант, и вел себя соответствующе. Теперь он был бледным и лысым, как бильярдный шар. Первый красавчик в школе растерял всю свою красоту, в то время как я, парень, который, по мнению окружающих, должен был проиграть в гонке жизни, оказался марафонцем. Все это было неловко и грустно. Я быстро ушел, забрал свою подружку, и мы хорошо поужинали. Я не находил радости в том, чтобы хвастаться своим успехом перед другими людьми. После этого я больше никогда не ходил на встречи выпускников.

Asylum продавался почти так же хорошо, как Animalize, но после выхода альбома группа опять начала выдыхаться, и к началу 1986 года мы снова съехали на обочину примерно на год.

Однажды я получил звонок от нашего бизнес-менеджера Говарда Маркса, который сказал, что с ним связался Том Зутаут, знаменитый искатель талантов студии A&R, известный тем, что подписал контракт с Motley Crue. «Том только что заключил сделку с одной группой, — сказал Говард, — и он хотел узнать, не хочешь ли ты сходить посмотреть на них. Им нужен продюсер». Учитывая, что Джин был занят своим очередным фильмом, и до следующего года мы не собирались работать над новым альбомом, то почему бы и нет?