как есть. К этому моменту Тео будет гадать, не заснула ли я снова, а мне нужно распаковать вещи.

Прошел уже час, когда я закончила и спустилась вниз. Спустившись вниз, я не могу не восхититься тем, как прекрасен дом. Все в нем явно создавалось любящей рукой и с особым замыслом. Дом Тео в Чикаго великолепен, но я вижу, что это поместье — любовное письмо его семье, людям, которые много работали, чтобы он мог создать нечто подобное сейчас. Вдоль стен висят портреты нескольких поколений его семьи, от черно-белых семейных фотографий давних лет до более современных, сделанных последним поколением. В самом низу лестницы я вижу портрет мужчины с пурпурными волосами и женщины с ярко-рыжими волосами, стоящих бок о бок, и мальчика лет восьми, неподвижно стоящего перед ними, и я чувствую уверенность, что это фотография Тео и его родителей.

Я долго смотрю на нее, размышляя, каким же человеком на самом деле вырос этот ребенок. Чикагская преступная молва и моя семья убеждают меня, что он безжалостный, жадный убийца, который не желает ничего, кроме как править всем Чикаго, иметь под своим началом каждую семью, обладать большей властью и богатством, чем кто-либо другой. Но, если честно, это больше похоже на моего собственного отца, чем на человека, за которого я вышла замуж и которого узнала за последнюю неделю, человека, который только сегодня утром сказал мне, что хочет покинуть Чикаго, городскую суету и гламур и проводить большую часть времени в этом сельском поместье со мной, воспитывая наших детей, которыми он изо всех сил старался меня обеспечить в течение последних нескольких дней.

Эта мысль вызывает во мне новый прилив горячего желания. В конце на стенах есть место для новых фотографий. Я знаю, кто был бы там, если бы все было иначе. Портрет в рамке, на котором изображены мы с Тео и наши дети. Рядом с ним — наши внуки. А потом…

Неожиданный комок встает у меня в горле. Если Тео честен со мной, если все это искренне и так было с того момента, как он попросил пригласить меня на свидание, чтобы узнать меня получше до свадьбы, то, то что мы с братом запланировали, как раз и есть то, в чем Тео несправедливо обвиняют. А что касается того, что, по слухам, он делал с моей матерью… В этот момент я понимаю, что искренне в это не верю. И если в этой ситуации с Тео есть хоть что-то, во что я не верю, это ставит все под сомнение.

С трудом сглотнув, я прохожу остаток пути по лестнице, направляясь к кухне в задней части дома, деревянный пол прохладен под моими босыми ногами. Я чувствую ароматы трав, лука и масла, жарящегося мяса и овощей, и мой желудок урчит, когда я ступаю в квадратный дверной проем, ведущий в огромную кухню.

Тео сначала не слышит меня, и я на мгновение замираю, а большой палец лениво перебирает изумрудное обручальное кольцо на моей левой руке, двигая его туда-сюда. Я вспоминаю, как Адрик говорил мне на лестнице, в моем собственном особняке, что Тео должен был подарить мне что-то большее, более изысканное. Как он купил бы мне что-то получше этого. Но стоя здесь, на кухне, которая, несмотря на свои размеры, умудряется быть элегантно деревенской, видя, какой дом Тео построил здесь и почему, я еще больше понимаю смысл кольца.

Прошлое Тео имеет для него значение. Его семья имеет для него значение. И я понимаю, как много значило то, что он подарил мне это кольцо, а не то, которое купил сам. Он серьезно относится к этому браку. Он явно долго откладывал женитьбу, но теперь, когда он женился, он отдает этому все силы. А я с того момента, как согласилась, одной ногой за дверью и одной рукой на его могиле.

Чувство вины, кажется, может меня утопить.

Тео поднимает голову, улыбка расплывается по его красивому лицу, и он жестом показывает на графин с вином на стойке, рядом с которым стоит бокал с длинной ножкой.

— Угощайся. Ужин в духовке, скоро будет готов.

В его руке оказывается бокал с вином, и он поднимает его, наклоняя в мою сторону, прислоняясь к стойке, и смотрит на меня так, что это выглядит романтично и эротично одновременно. Я и раньше думала, что он смотрит на меня так, как мужчина может смотреть на произведение искусства, которое ему особенно нравится. Это становится привычным, уже давно не неприятным ощущением, когда он смотрит на меня таким образом. В этом нет ничего непристойного, но я вижу жар на его лице, который говорит мне, что он видит кружево под моим свитером и представляет, как оно будет ощущаться на его ладонях.

— Ты прекрасно выглядишь, — бормочет он, пока я наливаю себе бокал вина. — Но с другой стороны, я не думаю, что когда-либо видел тебя иначе, чем сногсшибательной.

Я не могу удержаться от смеха.

— Ты никогда не видел меня в трениках и футболке.

— Ты выглядишь прекрасно даже в таком виде. Кроме того, это будут дизайнерские треники. — Он подмигивает мне. — Кашемировые или из чего-нибудь такого, что мне было бы так же приятно потрогать, когда я их с тебя буду стаскивать.

Я закатываю глаза на это, но он, конечно, прав. У меня нет ничего не дизайнерского. Я не чувствую себя виноватой за это — это одно из немногих удовольствий в жизни, в которой я родилась, и которое я могу свободно себе позволить.

— Что касается меня, — говорю я ему, делая глоток вина, которое оказалось таким же вкусным, как я и ожидала, — поскольку мужчины в моей жизни имеют все эти ожидания относительно того, какой я должна быть, за кого должна выйти замуж и что должна делать, то самое меньшее, что я могу иметь, это возможность тратить их деньги, пока я это делаю.

Тео смеется, пересекая пространство между нами. Его рука опускается на мою талию, поворачивая меня так, что я оказываюсь спиной к столешнице, и он наклоняется ко мне, фактически прижимая меня к себе, когда его взгляд падает на мой рот.

— Завтра я с радостью дам тебе свою кредитную карту с неограниченными возможностями, — пробормотал он, наклоняясь,