чтобы провести губами по моим губам, на его губах остался привкус вина. — Ты сможешь тратить в Дублине все, покупая что душе угодно, пока я буду на совещании, разбираться со стариками и их старыми устоями.

— А разве ты не старик? — Дразняще спрашиваю я, протягивая руку, чтобы провести пальцами по его русым волосам в искренне ласковом жесте, который я слишком поздно осознаю. — Мне так сказали. Что я выхожу замуж за старого, дряхлого…

Тео рычит во все горло, его свободная рука скользит вокруг, чтобы сжать мою задницу через узкие джинсы.

— Если бы утка в духовке не сгорела, я бы водрузил тебя на эту столешницу и показал, насколько я дряхлый.

— Только не утка, — невинно шепчу я, и он сужает глаза и крадет еще один поцелуй. Его язык скользит по моей нижней губе, а затем проникает в рот и сливается с моим, вино и слабый привкус трав наполняют мои чувства, а его бедра упираются в мои.

— Господи, женщина, — ругается он под нос, покусывая мою нижнюю губу, и с сожалением отстраняется, когда рядом с плитой что-то звякает. Он берет мою руку и просовывает ее между нами, чтобы я могла почувствовать твердый гребень его члена сквозь ткань брюк. — Не думаю, что кто-то так сильно и часто заводил меня с тех пор, как… — Он испустил долгий вздох, отстраняясь, и покачал головой. — Может быть, никогда. Если так, то я этого не помню.

— Видишь? — Я улыбаюсь ему. — Старик.

Тео сужает глаза, и очередной смех срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить. На мгновение я не понимаю, насколько я счастлива, пока он не отворачивается, и осознание не возвращается.

Мы не были вместе достаточно долго, чтобы понять, будет ли это длиться вечно, есть ли у этого реальная основа, помимо той, которую нам пришлось создать, но, по крайней мере, из того, что я могу видеть, мы с Тео работаем вместе. Он хочет меня, а я хочу его, я не могу притворяться иначе, если только не хочу лгать и себе, а я не вижу в этом смысла. Кажется, мы смеемся друг над другом. Он нежен со мной, осторожен, но так, что я чувствую себя ценной, а не обделенной. А его преданность своей семье…

Я поджимаю губы, стоя с бокалом вина в руке и наблюдая за тем, как Тео достает из духовки керамическую сковороду с хрустящей птицей, наполняя комнату ароматом, достойным любого пятизвездочного ресторана. Меня снова и снова поражает осознание того, за какого мужчину я вышла замуж. И что я могла бы иметь, если бы все было иначе.

Тео ценит прошлое своей семьи. Он ценит их тяжелый труд и преданность, то, что потребовалось, чтобы привести его к тому состоянию, в котором он сейчас находится, и он проявит такую же преданность своей собственной семье, когда придет время. Вот почему он относится ко мне так, как относится, почему он так нежен и терпелив со мной, почему он обращается со мной так, будто я ценна — потому что для него я такая и есть. Я — его жена, его семья, которая, как он верит, даст ему собственную семью, следующее поколение Макнил, чтобы продолжить наследие, которое, очевидно, так много для него значит.

От нахлынувших эмоций я задыхаюсь, глаза стекленеют от слез. Я не успеваю спрятать их, как Тео ставит сковороду на плиту, достает овощи и смотрит на меня. Добродушное выражение на его лице исчезает, сменяясь озабоченностью, он снимает рукавицы и быстро подходит ко мне, его пальцы слегка касаются моей челюсти, когда он подносит мое лицо к своему.

— Что случилось, Марика? — Мягко спрашивает он, и я понимаю, как мне нравится, как он произносит мое имя. С его акцентом оно звучит по-другому, и я с трудом сглатываю, стараясь не разрыдаться.

Я не могу отделаться от ощущения, что все, что я делаю, неправильно. И это заставляет меня разрываться между братом, мужем и любовником. Это также означает, что я должна солгать Тео, потому что, если я скажу ему правду прямо сейчас, я не представляю, что произойдет. Я не могу сделать подобный выбор в момент столь сильных эмоций.

— Никто никогда раньше не готовил для меня. — Это звучит глупо, и я прикусываю губу, пытаясь придумать, как придать этому смысл. — Я имею в виду, что у меня есть домашний персонал, я выросла с ним, но я никогда не представляла себе своего мужа на кухне, готовящего для меня ужин. Я никогда не представляла себе ничего подобного, честно, — шепчу я, глядя на него, и это не ложь.

Я не представляла Тео. Я не могла, не таким, какой он есть. Я не представляла себе человека с мягким характером или добрым сердцем, человека с талантами, о которых я и подумать не могла, что он может их развить, человека, который приходит ко мне без требований и приказов.

Тео — такой человек, с которым, если бы у меня был выбор найти его для себя, я, возможно, захотела бы быть вместе. И это кажется самым жестоким обманом из всех.

— Я с радостью буду готовить тебе ужин почти каждый вечер, когда мы будем здесь, если для тебя это так важно, — пробормотал он, проведя большим пальцем по моей нижней губе. — Но не в том случае, если это заставляет тебя плакать. — Он поднимает руку и вытирает слезу, которая начала падать с моих ресниц. — Я надеялся, что никогда не заставлю тебя плакать, Марика. Я знаю, что это нереально, ни в каком браке. Но я надеялся, что пройдет чертовски много времени, прежде чем это случится.

Я с трудом сглатываю, чтобы не выдать болезненного всплеска эмоций, и заставляю себя улыбнуться.

— Просто день был долгим, — успокаиваю я его. — Много вещей, к которым я не привыкла. Я даже никогда раньше не летала…

— Мы это обязательно исправим, — с улыбкой говорит Тео, еще раз проводя пальцами по моей щеке, а затем отходит, чтобы вернуться к еде. — Не знаю, почему твоя семья держала тебя взаперти, как тепличный цветок, думаю, для тех, за кого они бы тебя выдали замуж, было бы гораздо привлекательнее, если бы ты хоть немного знала о мире. Но