— Ваше высочество…

— Сэр Ричард, — напомнил я.

— Сэр Ричард, — повторил он застенчиво и совсем тихо, косясь по сторонам, не слышат ли другие, что у него есть какие-то преимущества перед ними, — я прошу вашего разрешения занять крепости Кестель и Серый Анандель…

— Они чьи? — спросил я.

— Сейчас брошенные, — сообщил он. — Одна была в личном пользовании короля Леопольда, другая принадлежит кому-то из его родни…

— Уже не принадлежит, — изрек я. — Действуй, Макс. Мог бы просто так прийти, а не с вопросами, которые можешь решать и сам.

Он сказал с неловкостью:

— Да мы вроде бы ничего ни у кого не отнимаем…

— Просто так не отнимаем, — уточнил я. — Из прихотей! А по военной или государственной необходимости — еще как! Это не мы такие, жизнь такая. А чем те крепости интересны?

— Одна контролирует главную дорогу, — объяснил он, — даже не одну, а весь узел главных дорог из Бриттии, Ирама и Пекланда, а вторая расположена у единственного моста через широкую и бурную Черлынь, больше переправ вообще нет, даже ни единого брода…

Я сказал с завистью:

— Тебе повезло, можешь все время заниматься тем, чем хочешь. А я вот, видишь, как провожу время?

Он застенчиво улыбнулся, отступил и как-то незаметно исчез. Мне кажется, он и за столом даже не посидел, хотя его стараются задержать как лорды — Макса все любят, он никому не соперник, — так и женщины, которых пока мало, но самые авантюрные и цепкие уже появились в залах, шепчутся, стреляют глазками, то ли собирают сведения для короля Леопольда, то ли высматривают неженатых лордов… хотя можно и женатых.

После обеда я проехался по городу, с удовольствием отмечая, что и здесь, хоть и медленнее, но жизнь все же входит в обычную колею. Больше всего выгадала от сотрудничества с нами городская стража: ей даны права не только тащить преступников в тюрьму, но особо упорных приканчивать на месте.

Со стен во все стороны бесконечная белизна, лишь в десятке миль к северу темный клин леса, что уходит, расширяясь, за горизонт, но к городу незаметно не подступиться. Конечно, лес был и здесь, сам город вырос в лесу, но человек обладает чудесным даром превращать лесистые края в пустыни.

Правда, тут не пустыня, везде распаханные пашни, но сейчас и они под снегом, даже деревень почти не видно, снег лежит на крышах домов и сараев, умело маскируя их под всеобщее белое безмолвие, под долгий сон природы, что продлится до весны…

Норберт сопровождал меня в инспекции и всякий раз указывал на хорошо укатанные колеи:

— Вот по той дороге везут продукты из Гранд-Дельма, по этой вот всякие товары из Гузешира…

— А шпионы?

Он ухмыльнулся.

— А как же без них! Мы все в чем-то шпионы.

— И что с ними?

— Как приезжают, — сообщил он, — так и уезжают. Привести можно целое войско, но какой лагерь разобьешь в снегу? Мы можем в такой осаде пробыть всю зиму, нам тепло, а они через неделю вымрут от холода и болезней. Так что пока все, тьфу-тьфу, безопасно… Только бы ничего неожиданного.

— Ладно, — сказал я, — пойду укреплять отношения с местной знатью.

В зале приемов смиренно, но с достоинством ждут городской старшина Рэджил Роденберри, все в той же меховой шубе поверх расшитого серебром кафтана, под которым еще одежки, там же Гангер Хельфенштейн, советник короля Леопольда, оказавшийся весьма полезным и для меня, так как при Леопольде занимался по большей части хозяйством, а сражения можно выигрывать только если хозяйство за спиной в полном порядке.

Он тоже, как и Роденберри, почти такой же старый, крупный, чопорный, три одежки выглядывают одна из-под другой, а сверху еще и распахнутая на груди тяжелая шуба, там на массивной цепи горит большая золотая звезда, украшенная бриллиантами.

Тройку замыкает лорд Раймонд Меммингем, в прошлом казначей королевства и лорд-хранитель большой печати, а сейчас управитель королевским двором, многочисленными службами, куда не входит только охрана дворца.

Он одет несравненно легче, словно подчеркивает, что находится постоянно внутри головного здания дворца, весь в парче и золоте, живот все так же поверх ремня, красное лицо в крупных кровяных жилках, под глазами мощные мешки ничуть не уменьшились, но выглядит бодрым и намного более живым, чем в первую встречу.

На груди неизменная золотая цепь, без них здесь никуда, надо будет все-таки ввести погоны и лампасы, а то и аксельбанты, пальцы Меммингема в толстых золотых кольцах, сапоги полегче, чем были в прошлый раз, но тоже из шкуры явно редкого и дорогого зверя.

— Рад вас видеть, лорды, — сказал я радушно, одним махом записав в них и бургомистра, человека явно не знатного, выдвинувшегося в верха благодаря уму, а не родовитости, — с какими новостями?

Роденберри, явно польщенный, что назвал и его лордом, выступил вперед и сказал с поклоном:

— Мы разработали свод правил, которые можно бы ввести, ваше высочество, благодаря вашему правлению…

Я взял листок, бросил беглый взгляд на крупные буквы и сказал с удовлетворением:

— Та-ак… хорошо составлено. И очень уместно. Дескать, мы ни при чем, это проклятые оккупанты так восхотели…

Роденберри смешался, но Меммингем ответил мирно:

— Ваше высочество, эти прекрасные и своевременные меры. И очень правильные…

— Да я и не спорю, — сказал я, — только почему мы?

— У вас армия, — пояснил Меммингем. — Вам попробуй не подчинись! А затем через какое-то время народ привыкнет жить по другим правилам. И уже неважно, уйдете вы или нет, никто ничего менять не станет…

— И люди сами поймут, — добавил Хельфенштейн, — что так вообще-то выгоднее для всех. И для них.

— Верная логика, — согласился я. — Я почешу спинку вам, вы почешете мне, это и называется взаимовыгодным сотрудничеством.

Меммингем поинтересовался:

— Значит, вы примете этот документ за основу?

— Зачем за основу, — сказал я, — примем в таком виде. Вы сформулировали очень четко и продуманно. Поздравляю вас, господа!

Хельфенштейн сказал скромно:

— Мы это сформулировали пять лет назад. А потом только отшлифовывали стиль. Я трижды подавал его на рассмотрение Его Величеству королю Леопольду, но он отклонил все три раза, назвав слишком радикальными.

— Но согласился, что предложения хороши? — спросил я.

Он подтвердил:

— Да, это так. Просто… не решился.

— Значит, — сказал я, — Леопольд совсем не глуп, только нерешителен. Так что можете рассматривать меня как его преемника, который всего лишь внедряет в жизнь проекты, которые тот откладывал на более благоприятное время… что как раз наступило сейчас.