Второй добавил:

— Волки обычно ходят стаей. Целиком бы сожрали.

— И следов не было волчьих, — сказал первый. — Вообще никаких звериных. Священника убил человек.

— Злой человек, — сказал кто-то. — Очень злой и очень нехороший. Отец Кенедий был очень добрым человеком. И всегда нам помогал.

Я поглядел по сторонам; недавний снежок припорошил все следы, но багровый лучик, насколько понимаю, все еще продолжает указывать в ту же сторону.

— Там, — спросил я за лесом, — есть еще люди? Село, город?

— Да, — ответили мне торопливо, — городок На Взбугорье.

— А церковь там есть?

— Да, конечно…

Арбогастр с места взял в стремительный галоп. Мы обогнули лес, а за роскошным лугом, скрытым под толстым слоем чистейшего снега, показалось большое село, обнесенное частоколом, что дает право называться городом.

Дома достаточно добротные, а в центре массивная церковь, пригодная для обороны, но крыша стреловидная, не преследующая никаких утилитарных целей, кроме как устремленность к Богу.

Первые лучи солнца уже осветили крышу, там вспыхнуло все светло и радостно, однако внизу истоптан снег, везде большие пятна крови, дверь в церковь выбита свирепо, будто тараном, а на пороге лежит вниз лицом человек в длинной рясе священника.

Вокруг него несколько человек из крестьян, большинство пугливо отбежали подальше при виде грозного Пса, но двое остались, на их лицах такая скорбь и ярость, что не испугались бы самого Вельзевула.

Рядом с убитым растеклась самая большая лужа крови, словно он, уже смертельно раненный, пытался достичь алтаря, но умер на полдороге.

Я подъехал, посмотрел с седла, чувствуя почти такую же боль и ярость.

— Кто это сделал? Где он?

Один из крестьян сказал угрожающе:

— Попался бы нам самим тот, кто это сделал!

Второй добавил с вызовом:

— Мы не посмотрели бы, если он лорд или знатный рыцарь!.. За такое сами разорвали бы эту сволочь на части.

— И Господь бы нас простил, — сказал первый.

— Господь все равно бы наказал, — уточнил я, — ибо сказано же «не убий», но люди — да, оправдали бы, а люди — это частичка Господа, ибо он живет в наших душах… и больше нигде. Кто-нибудь видел, куда эта сволочь поехала?

Оба повернулись одновременно и вытянули руки.

— Туда!.. — сказал один. — Вон ваша собачка волнуется, след убийцы взяла…

— Хорошая собачка, — сказал второй с опасливым уважением. — Наверное, церковная?

— Да, — ответил я, — именно.

А еще один сказал со значением:

— Все собаки от Бога. И потому возвращаются к нему в рай.

Арбогастр ринулся за Бобиком, я подумал, что вообще-то мужик прав, все собаки от Бога, а монахи и в собаководстве отметились достижениями. В монастыре Сен-Бернар вывели особую породу самых огромных в мире собак-монахов, что находят заваленных снежными лавинами людей, откапывают их и волочат к человеческому жилью.

А еще у каждого сенбернара, так назвали этих огромных и добрых псов, на груди прикрепляют небольшой бочонок рома, тоже изобретение монахов, дабы выкопанный из-под снега мог сделать глоток и согреться.

Арбогастр стремительно мчится по следу Бобика, тот иногда делает зигзаги, словно обходит пропасти или доверху засыпанные снегом глубокие овраги, я же скрипел зубами — этот Конрад убивает именно священников! Священники по уставу не могут брать в руки оружие, за исключением простых дубин. Всех их легко убить простым поленом, а кому-то достаточно и пинка, потому нет худшего преступления, чем убить священника, что не просто беззащитен, но и отказался ради счастья других людей от земной жизни со всеми ее радостями: плотской любовью, семьей, детьми…

Священники — это функция, призванная улучшать общество, скреплять его морально-этическими ценностями, потому убивать их — это рушить саму цивилизацию.

Конечно, мелькнула мысль, в семье не без урода, среди священников есть и пьяницы, и чревоугодники, и распутники, и даже педофилы, но в общем это те, кто отдает себя обществу целиком, а мы, все остальные, только чуточку, и то если эта чуточка остается от наших мелких делишек и простеньких удовольствий.

Бобик пропал вдали, но почти сразу же мы увидели высокий шпиль церкви, небольшое село вокруг, а когда все это стремительно приблизилось, а дома разбежались в стороны, я увидел в трех шагах от входа в церковь на истоптанном и забрызганном кровью снегу окровавленное тело.

Я даже не сразу понял, человек это или животное, слишком много крови, выпущенные кишки, зверски оторванные руки, а грудь разворочена, оттуда, похоже, вырвали сердце.

Бобик заканчивал третий круг вокруг места трагедии, когда арбогастр остановился на скаку перед окровавленным телом. Крестьяне, видя, что Пес совершенно не обращает на них внимания, начали подходить осторожно, на ходу снимают шапки и кланяются, но кулаки сжаты, а на лицах отчаяние и гнев.

Я спросил быстро:

— Когда он ушел?

— Час назад, — ответил один быстро и закричал: — Найдите его, ваша милость!.. Убейте его!

И крестьяне, словно прорвало плотину, закричали в бешенстве и ярости:

— Убейте!

— Убейте на месте!

— Нет, на кол такого!

— Мы его сами убьем!

Голоса отдалились и пропали, встречный и очень холодный ветер ударил в лицо. Арбогастр пошел все быстрее, стараясь догнать Бобика, что мчится напрямик через заснеженное поле, хотя я видел на дороге свежие оттиски крупных подков, что уводят в сторону.

Четвертое село за ближайшими холмами, в самом деле эти земли заселены очень плотно, земли плодородные, мелких рек много, а далекий горный хребет, пара длинных ущелий и многоводная река защищают от вторжения больших армий.

Я успел увидеть, как к церкви подъехал на рослом коне мужчина в доспехах, соскочил и, толкнув дверь, вошел вовнутрь.

— Зайчик, — сказал я.

Арбогастр сделал рывок, через мгновение мы оказались рядом с чужим конем, повод его небрежно и кощунственно наброшен на ручку двери церкви.

Бобик прыгал перед дверью, а когда я ее толкнул, первым, отпихнув меня, ворвался вовнутрь.

Я вбежал следом, церковь простая, деревенская, но отделана с любовью и тщательностью. Между двумя рядами простых стульев к аналою быстро и уверенно идет тот человек, чей конь остался снаружи.

По его доспехам бегут отблески от множества свечей, на громкий топот моих ног он оглянулся, испуганно отшатнулся от Бобика, но Адского Пса в нем не признал, а уставился в мое лицо злыми глазами.

— В чем дело?

Голос его звучал требовательно и властно, я ответил так же резко: