— Чего ты не знала, так это того, что я не до конца расплатился с доктором за его услуги и переживал, что он откажется принимать роды без денег.

— Доктор Макмаон и словом об этом не обмолвился.

— Слава богу! — Он обмакнул картофель фри в кетчуп и отправил его в рот.

— Ты так отчаянно хотел сына, — напомнила Бетани.

— Неправда, — запротестовал он. — Я был бы рад и дочери.

— Кого ты пытаешься обмануть? — пробормотала она, также обмакивая картофель в кетчуп. — Когда доктор сказал, что у нас сын, ты испустил самый громогласный крик, который я когда-либо слышала, и принялся пожимать руку медсестре.

— Ничего подобного я не делал.

— Но я же при этом присутствовала и все отчетливо помню, Грант Хэмлин.

— Когда ты носила Энни, я думал, что родится второй сын, — произнес он, глядя в пространство затуманенным взором. — Как же я обрадовался дочери!

Бетани не могла с этим поспорить. Энни сразу же завоевала сердце отца, едва лишь взглянула на него своими большими глазами. Единственный раз, когда их отношения серьезно испортились, случился в период развода. Сейчас они снова были лучшими друзьями, чему Бетани очень радовалась. Энни нуждалась в любви и поощрении отца даже больше, чем в привязанности матери.

— А помнишь времена, когда у Эндрю была пневмония?

Бетани отложила вилку и потянулась за салфеткой, чтобы вытереть губы. Тогда их сыну было полтора года, и она дважды на той неделе носила его к педиатру, но медсестра убедила ее, что она излишне волнуется и зря паникует. Ночью состояние Эндрю ухудшилось, и она долгие часы держала его на руках, слушая затрудненное дыхание. На следующее утро она повезла сына больницу, готовая противостоять этому огнедышащему дракону-медсестре, но все закончилось тем, что доктор отчитал ее за то, что не обратилась за медицинской помощью раньше. Тогда Бетани разрыдалась. Она позвонила Гранту, который примчался в отделение неотложной помощи и заключил жену в объятия. Он поддерживал ее, когда их сына поместили в блок с кислородом.

— Пока дети росли, мы переживали трудные времена, верно? — сказала Бетани.

Она могла бы поклясться, что у Энни был самый тяжелый в истории случай заболевания ветрянкой. Болезнь затронула даже горло и желудок. Бедняжка мучилась много дней, и вся семья тоже лишилась сна.

— У нас много и хороших воспоминаний.

Бетани не могла не согласиться с истинностью этих слов.

— Например, десятая годовщина свадьбы.

— Рим.

— Ты был так уверен, что твоих познаний в итальянском, полученных в старших классах школы, будет достаточно для общения с местными жителями, — добавила Бетани, предаваясь воспоминаниям.

— Мы купили билеты на самолет и забронировали номер в дешевеньком отеле с посредственной едой, — быстро произнес Грант.

Бетани он мог бы об этом и не говорить. Их семейного бюджета едва хватало на необходимое, и они не могли позволить себе путешествия. Внезапно она принялась смеяться. Поймав на себе непонимающий взгляд бывшего мужа, она прикрыла рот рукой и пробормотала:

— Сыр. Неужели ты не помнишь сыр?

Грант непонимающе воззрился на нее.

— Ты просто не мог забыть ту историю про сыр.

— Мы купили сыр? — предположил он, глядя на Бетани широко раскрытыми глазами.

Все еще посмеиваясь, она шутливо толкнула его в бок:

— Ты шутишь! Неужели и в самом деле все стерлось у тебя из памяти? Ты был так уверен, что окружающие с легкостью поймут тебя. Один англичанин из отеля посоветовал нам сырный магазин, но мы не разобрали его пояснений, куда идти.

Грант лишь пожал плечами — он не понимал, о чем Бетани толкует.

— Тогда мы зашли в другой магазин, чтобы спросить дорогу, но, что бы ты ни говорил, хозяйка лишь кивала.

— Без сомнения, мой итальянский был на высоте.

— Без сомнения, — эхом повторила она. — Потом хозяйка улыбнулась нам и принесла из подсобки два подсвечника.

— У тебя память лучше моей, — ухмыльнувшись, заметил Грант. — Так нашли мы все же тот сырный магазин или нет?

— Да, после того как перестали смеяться.

Глаза Гранта внезапно потемнели. Промокнув бумажной салфеткой губы, он серьезно сказал:

— Мы были счастливы, Бетани.

— Да, — согласилась она, — были. — Бывший муж уже не раз напоминал ей об этом, и такие вот воспоминания лишь подтверждали истинность его слов.

— Мы можем быть счастливы снова.

Взгляды их встретились. Бетани очень хотелось поверить ему, хотелось получить какое-то подтверждение этого. За последние шесть лет жизнь научила ее тому, что будущее никогда не дает никаких гарантий.

— Мне очень хочется верить тебе, Грант.

— Надеюсь, ты дашь мне шанс снова сделать тебя счастливой. — Он взял ее за руку. — Я прошу лишь об одном: давай забудем о прошлом и начнем все сначала.

Бетани кивнула, не зная, как лучше ответить. Быть с Максом казалось ей очень правильным, но он по-прежнему оставался для нее загадкой. Она почти ничего о нем не знала. Он был замкнутым человеком, словно опасался поделиться с кем бы то ни было подробностями своей жизни.

Грант, напротив, привычная, известная ей величина. Да, между ними стояла его измена, разрушившая их брак, но все же они до мельчайших подробностей изучили друг друга за двадцать лет совместной жизни.

Но так ли это на самом деле? Бетани не могла не гадать, заметил ли бывший муж произошедшие в ней перемены.

— Почему ты хмуришься? — спросил он.

— Разве я хмурюсь? — Бетани и не догадывалась, что все ее чувства можно с легкостью прочесть по лицу. — Знаешь ли ты меня на самом деле, Грант? — спросила она. — Женщина, которая сидит сейчас перед тобой, сильно отличается от той, с которой ты развелся шесть лет назад.

— Я понимаю. Должен признать, ты очень удивила меня, Бетани, своей деловой хваткой.

— У меня был хороший учитель. — Она сомневалась, что Грант осознавал, сколь многому она научилась у него.

— В самом деле? — удивился он.

— Да, — уверенно кивнула Бетани. — Этим учителем был ты. Когда организовывала званые обеды, — пояснила она, — я общалась с твоими деловыми партнерами, слушала их рассказы — и твои тоже. Ты отлично умеешь общаться с людьми, Грант. Едва познакомившись с тобой, они начинают доверять тебе. Ты умеешь нравиться. Это очень ценное качество.

— Я и не осознавал, какая у нас с тобой была замечательная команда, до тех пор, пока… пока не зажил собственной жизнью, — произнес Грант. — Ты не просто давала обеды, ты поддерживала меня эмоционально, вдохновляла. В значительной мере своим успехом я обязан тебе, но был слишком поглощен самим собой, чтобы отдавать себе в этом отчет.