— Судя по вашему виду, вы довольны? — сухо заметила Антуанетта.

— Конечно, а вы разве нет?

— Нет. Я не понимаю, чему тут можно радоваться. В последнее время я только тем и занимаюсь, что убегаю, а меня преследуют и хотят лишить свободы и моих денег.

Он посмотрел на ее строгий профиль.

— А разве вас это не возбуждает, не придает вашей жизни остроту? — поинтересовался Гейбриел.

— Нисколько.

— Странно. Помнится, когда вы убегали из школьной комнаты, а я вас догонял, вы выглядели до крайности возбужденной, моя дорогая. Или вы уже успели забыть?

Антуанетта закусила нижнюю губу.

Он наклонился и зашептал ей прямо на ухо:

— Я полагаю, вы возводите на себя напраслину. Если бы я вас сейчас поцеловал, вы тут же бросились бы в мои объятия.

Даже при тусклом свете фонаря экипажа он увидел, как густой румянец окрасил ее лицо.

— Если вы так считаете, значит, плохо меня знаете.

— Как же мне вас не знать, дорогая?

Она сидела прямая, как фонарный столб. Он колебался: не оставить ли ее наедине со своими мыслями? Но тут же вспомнил, что она никогда не была с ним искренней и правдивой.

Он прижался шершавыми губами к ее бархатистой нежной щеке и вдохнул аромат кожи. Ее аромат. Его губы медленно скользнули дальше, к углу ее рта, и она вздрогнула, издав тихий вздох, Гейбриел принялся водить языком по ее нижней губе, она опять вздохнула, и на этот раз у него не возникло сомнений, что означал ее вздох.

Мисс Дюпре нравилось то, что он делал.

Гейбриел крепко поцеловал ее в губы. Очень скоро по ее прерывистому дыханию он понял, что она целиком охвачена страстью, которую он пробудил в ней.

Довольный, что оказался прав, Гейбриел отстранился и, отодвинувшись в угол экипажа, спокойно сел и стал ждать. Спустя минуту она открыла глаза, и мечтательное выражение исчезло с ее лица.

— Надеюсь, вы довольны, — произнесла она и, отвернувшись от него, принялась поправлять прическу.

— Вы же знаете, что нет, — грустно признался он. — Я очень недоволен, и мне хочется большего.

Экипаж начал двигаться медленнее, и тут впервые она заметила, что они оказались на другой стороне реки, в Ламбете.

— Куда мы едем? — резко спросила она.

Он улыбнулся:

— Вы не поверите, но мы собираемся нанести визит леди Эпплби.

— Вскоре после того как вы поднялись к себе, от Мартина О'Донелла пришла записка, — объяснил Гейбриел. — Оказывается, после пожара ее перевели в другое место, недалеко от реки, но тоже в Ламбете.

Они вышли из экипажа на улицу. Одинокий уличный газовый фонарь тщетно боролся с окружавшей темнотой. От реки, невидимой сквозь туман, доносился запах сырости. Гейбриел указал на кирпичный дом, цель их приезда. Перед зданием был разбит жалкий садик, в одном из верхних окон, закрытом занавеской, горел свет.

— Видимо, кому-то не спится. — Гейбриел провел ее к дверям. — Вы готовы, воробышек?

— Конечно, готова, — отрезала она, разозлившись, что он посмел сомневаться в ее решимости.

Он постучал в дверь.

Послышались чьи-то шаги и бормотание, затем стук отодвигаемого засова. Окошко в двери приоткрылось, и в щели возникло морщинистое иссохшее лицо, очень напоминавшее сморщенное перезрелое яблоко, пролежавшее всю зиму в подвале.

— Что вам надо? — грубо спросил человек. — Мы не берем больных, посылаемых церковным приходом. Это частное заведение.

— Мне бы хотелось повидать одну из ваших пациенток, — с самоуверенным видом заявил Гейбриел. — Меня зовут доктор Лонг. Со мной сестра миссис Миллер. Впустите нас, приятель.

Антуанетта зачарованно смотрела на Гейбриела, она так была поражена его умением перевоплощаться, что едва не пропустила мимо ушей настороженный ответ сторожа:

— Ваши имена мне не знакомы.

— Послушайте, приятель, — воинственно заговорил Гейбриел. — Не заставляйте нас попусту стоять среди мерзкого и сырого тумана. Когда я спрашиваю…

Но тут Антуанетта прервала его, вспомнив отрывок из письма мисс Брайдуэлл.

— Апельсин, — уверенно сказала она.

Морщинистое лицо повернулось в ее сторону, ощерилось в беззубой улыбке и исчезло за дверьми. Послышался лязг отодвигаемых засовов и отпираемых замков, через минуту дверь открылась.

— Проходите, проходите, — забормотал сторож. — Добро пожаловать в приют «На реке».

Перед ними стоял маленький старичок в ночной рубашке, тапочках и ночном колпаке, напоминавший гнома.

— Она спит. Вам придется разбудить ее, — с недовольным видом произнес он, поднимаясь вверх по лестнице. — Если бы вы знали, как трудно ее заставить уснуть.

— Ничего не поделаешь, — возразил Гейбриел. — Срочное дело. По-видимому, мне придется забрать ее отсюда. Ради ее собственной безопасности, как вы понимаете. Лорд в курсе.

Старичок понимающе закивал.

— Лорд чем-то встревожен, не так ли? — Старик незаметно почесал пальцем нос. — Он был добр к нам. Надеюсь, с ним все в порядке?

— Будьте уверены, — пробормотала Антуанетта в темноте, поднимаясь следом за стариком.

Они шли вдоль мрачного коридора, мимо ряда закрытых дверей. Их окружал застоявшийся запах кухни и лекарств, однако пол был чисто вымыт.

Задержавшись возле одной из дверей, старик вдруг бросил на гостей сомневающийся взгляд:

— Может быть, для верности мне стоит послать лорду записку? Он крайне щепетильно относится к миссис Миллер.

Гейбриел легко отпарировал угрозу:

— Пожалуйста, пишите. Только подумайте о том, что он скажет, когда его разбудят среди ночи?

Старик мгновение колебался, затем закивал и открыл ключом замок. Внутри комнаты тускло горела лампа. Кроме стоявшей посередине узкой кровати, не было никакой другой мебели. На постели, прямо на покрывале, в нижней юбке и блузке лежала девочка с коротко остриженными волосами, торчавшими как попало. Только подойдя ближе, Антуанетта с ужасом поняла, что перед ней не девочка, а невысокого роста женщина, руки и ноги которой были привязаны к кровати. Женщина была пленницей.

Почувствовав явное неодобрение в нависшем тяжелом молчании, сторож начал что-то говорить в свое оправдание:

— Нам пришлось ее привязать. Она все время пытается убежать. Однажды ей даже удалось ускользнуть, но она не ушла дальше реки. Мы вовремя спохватились и поймали ее. Нам не нужны лишние заботы и хлопоты.

Миссис Миллер повернула к ним свое исхудавшее лицо, обтянутое кожей, на котором блестели широко открытые глаза. Она словно собиралась что-то сказать, но тут ее взгляд упал мимо Антуанетты на старика, и она тут же сомкнула губы. Антуанетта увидела, как ее руки сжались в кулаки, от совершенного усилия кожаные ремни впились в ее бледную кожу и стали заметны синяки, оставшиеся, видимо, от туго завязанных ремней.