alt="" src="images/i_022.png"/>

Никита Богословский

Зануда

— А-а! — радостно вскричал я, неожиданно встретив своего школьного однокашника Тарарина в угловом гастрономе. — Сколько лет, сколько зим!

— Минутку, сейчас я скажу тебе точно, — сосредоточенно ответил Тарарин после дружеского рукопожатия. Он наморщил лоб и что-то напряженно подсчитывал, беззвучно шевеля губами. — Значит, так: последний раз мы виделись с тобой в июне 1974 года на выпускном вечере нашего класса. Стало быть, получается десять лет и одиннадцать зим. Под словом «лет» я, естественно, подразумеваю не исчисление годов, а слово «лето» во множественном числе родительного падежа. Ну, а ты как жив? Как здоровье?

— Здоров, как стадо коров! — ответил я.

— Слушай, старик, ты что-то путаешь, — возразил Тарарин. — Коровье стадо состоит из множества голов. У каждого животного своя собственная индивидуальная конституция, свои физиологические особенности. Возможно, что среди них есть и увечные особи, и неопознанные пока больные. Как же можно проводить параллель между твоим персональным физическим состоянием и обобщенным показателем здоровья разноликой массы домашних животных, да еще сильно отличающихся анатомическим строением и образом жизни от тебя, человека, который вдобавок, как известно, звучит гордо?!

Я восхищенно посмотрел на собеседника и воскликнул:

— Вот отрезал! Молодец, как соленый огурец!

— Ты меня удивляешь, — своим скрипучим тенором сказал Тарарин. — Во-первых, я ничего не отрезал, это сделал по моей просьбе продавец второй секции, — вот, погляди, пятьдесят граммов «любительской». А потом, объясни мне, каким образом примитивный овощ, лишенный разума, да еще и соленый, то есть насильственно умерщвленный при помощи водного раствора хлористого натрия, этот жалкий огурец, жизненные клетки которого уже распались и не функционируют, может служить для тебя позитивным примером?

— А «молодец среди овец» можно сказать? — робко поинтересовался я.

— Тоже бессмыслица. Я живу в городе, к сельскому хозяйству не имею никакого отношения и никогда и нигде не появлялся в приписываемом мне тобой постыдном окружении. Ну да ладно. А как твои семейные дела?

— Мои? — погрустнел я (на это были основания). — Дела — как сажа бела…

— Постой, постой, — удивленно поморщился Таpaрин. — Опять ты плетешь что-то не то. Пепел в камине, в печке или же от хорошей сигары еще относительно способен нести в себе интенсивные цветовые показатели, в той или иной степени приближающиеся к идеально белому, но обычно с чужеродным вкраплением отдельных мелких темных частиц. А вот сажа — продукт неполного сгорания углеродистых веществ — является эталоном истинного, максимально глубокого черноте цвета! И вообще ты все время изъясняешься как-то странно, на манер Володьки Килькеева. Ведь вы с ним в школе всегда меня раздражали своими шуточками да прибауточками. Верно говорится: два сапога — пара.

Настал наконец момент моего торжества:

— Слушай, Тарарин. Один сапог — один?

— Да, — не почувствовав подвоха, ответил он.

— А два сапога — два?

— Разумеется.

— Так кому нужна эта нелепая тавтология? «Пара» ведь и значит «два», это знает любой школьник, получивший двойку и с грустью говорящий: «Сегодня схватил «пару» по алгебре». И потом, в твоей фразе есть насильственное двуязычное соединение. «Два» — это по-русски. А вот «пара» принадлежит к иной языковой группе. Помимо того, слово это имеет еще и другие значения. Например, в Югославии так называется мелкая монета, составляющая одну сотую динара. Этим же словом названо расширенное устье реки Токантинс в Бразилии, отделяющееся на западе островом Маражо от устья Амазонки, Так объясни же мне, какую «пару» ты имел в виду? Да к тому же еще если откинуть эту злосчастную идиому, то ты просто-напросто в завуалированной форме обозвал нас с беззащитным Килькеевым «сапогами», что крайне обидно, поскольку сапог суть предмет неодушевленный, а человек, как ты правильно заметил, звучит гордо.

Тарарин долго молча смотрел на меня, что-то соображая. И вдруг его осенило, и он как бы мельком заметил:

— К слову сказать, во второй секции появились сосиски без целлофана.

Меня тут же как ветром сдуло, и мы никогда больше не встречались.

Борис Гуреев

Повестка дня

— Ну, так какая у нас будет повестка дня?

— Повестка?.. Я думаю… м-мм… актуальная.

— Правильно думаешь! А конкретно?

— Конкретно?

— Конкретно, конкретно…

— Ну… Поднимем насущные вопросы…

— Правильно! Какие? Конкретно. Вопросы — какие?

— Конкретно? Ну, например, о дисциплине поднимем.

— Ну, допустим… О дисциплине. А еще?

— Еще… О качестве продукции.

— Та-ак. О качестве.

— Я думаю, не только о нашей продукции качестве, а может быть, и шире взять, а?

— Можно и шире. Давай шире!

— Я думаю, и вообще о качестве продукции можно поговорить. В масштабах всего предприятия. Можно?

— Мо-ожно!

— А в масштабах отрасли? Можно?

— Давай в масштабах! Еще о чем?

— Об элементарной бесхозяйственности еще.

— Правильно думаешь! А о неэлементарной?

— А как же! Как же без нее-то?! Поговорим!

— Давай! Пиши!

— Сейчас запишем. А вот, скажем, хозрасчет — важная тема?

— Важная.

— Нужно о ней говорить?

— Нужно! Давай!

— А полный хозрасчет?

— А полный — тем более. Давай про полный! Еще о чем?

— Еще об охране окружающей среды — раз, об экологии — два, об этом… о повороте рек надо поднять вопрос?

— Надо… Стоп! О повороте уже не надо.

— Почему не надо? Надо!

— Нет-нет. с реками поздно поднимать. Вопрос решен с реками.

— А поддержать решение — что, не надо?

— Поддержать? Надо.

— Ну вот и поддержим решение!

— Правильно. Поддержим. Что еще на повестке дня?

— Еще? О подборе и расстановке кадров, о кумовстве, об использовании служебного положения в корыстных целях, о бюрократизме — сколько можно терпеть! — надо поговорить?

— Надо!

— Дальше пошли. Воровство, хищения, взятки — а с несунами долго еще будем нянчиться, а? Надо об этом в масштабах…

— Надо. Пиши!

— А о серости в литературе — что, не надо?

— Надо!

— О комплиментарное™, о словотворчестве, шумихе, парадности…

— О гласности не забудь.

— О гласности в первую очередь.

— Правильно! В первую. Пиши!

— Сейчас. Я еще вот