видам спорта. Например, таким, как плавание в мешках с закрытыми глазами…

На этом, дорогие товарищи, заканчиваю. Если кому-то что-то не нравится, можете написать жалобу. Обещаем, что все ваши жалобы будут немедленно рассмотрены, а сами жалующиеся оставлены для отбывания повторного срока.

Григорий Заколодяжный

Фабрика грез

Мой друг Васин всегда и везде успевал раньше меня: стометровку он бегал быстрее всех на курсе, в институтской столовой ему доставался самый большой кусок мяса за обедом, экзамены он сдавал тоже в числе первых, вместе с отпетыми отличниками. И даже когда мы были в колхозе «на картошке», вечером на танцах успевал пригласить именно ту девушку, которая мне понравилась…

Дело было в начале октября, мы возвращались из колхоза, и настроение было великолепным. Единственное, что не радовало, — пустые карманы.

Едва мы вышли из электрички на перрон Курского вокзала, как к нам подскочил молодой человек лет тридцати, одетый несуразно ярко — в желтой куртке с надписью «SUZUKI» на груди.

Он остановился прямо перед нами и принялся нас рассматривать.

Вид у нас был что надо: в меру небритые, в меру грязные, с ввалившимися щеками и диковатым огоньком в глазах, какой появляется после месяца жизни вдали от горячей воды, радио, газет и прочего.

Он осмотрел нас взглядом фотографа, потом сказал:

— Молодые люди студенты?

— Что надо? — довольно грубо спросил Васин.

Васин покрепче меня, занимался самбо и, как я уже говорил, быстрее бегает. Мне спокойно, когда я с ним.

— Не хотели бы приобщиться к миру кино? И заодно заработать некоторую сумму денег? Мы тут снимаем картину, нужны два статиста-красноармейца. Все, что надо сделать, — пробежать метров двадцать и запрыгнуть на ходу в поезд. Деньги сразу. По четвертному. Устраивает?

Васин пнул меня носком сапога: вот это удача!..

Я же спросил:

— Поезд будет быстро идти?

— Ерунда, тише катафалка. Ну что, по рукам?

— Годится, — солидно заключил Васин.

И мы пошли к низким кирпичным зданиям, вызывающим в памяти странное слово «пакгауз», и скоро увидели на тупиковой ветке состав из шести очень старых вагонов и закопченный до черноты маленький паровоз. Прямо на земле, среди пятен мазута, стояли осветительные приборы, на параллельном пути — тележка с камерой, всюду кабели и провода. Вокруг суетилась прорва народу. Хотелось тут же со всеми бегать, кричать и махать руками. Посреди этого бедлама сидел человек в кресле. Очень спокойно сидел. На нем был кожаный пиджак и темные очки.

Наш провожатый подскочил к режиссеру, а это был он, и радостно сообщил:

— Я, Виктор Сергеевич, красноармейцев нашел!..

Виктор Сергеевич несколько секунд пристально рассматривал меня и Васина.

— Ладно. Макеев, — сказал он устало. — хоть какая-то от вас польза. Вам, ребята, Макеев рассказал, что делать?

Мы закивали головами: да, мол, ясно.

— Гражданская война, — сказал Виктор Сергеевич, глядя поверх наших голов. — Голод. Разруха. Все смешалось… Впрочем… ладно. Постарайтесь бежать поестественнее и не оглядывайтесь по сторонам. Идите переодеваться.

Через двадцать минут мы уже стояли перед Виктором Сергеевичем. Вид у нас был колоритный — небритые физиономии, впалые глаза, шинели сидели на нас, как фрак на дворнике. На ногах тяжелые ботинки, обмотки. Макеев сунул каждому по винтовке и повел нас к пакгаузу. Прочертил носком своих белоснежных туфель черту:

— Вот отсюда побежите, вы должны догнать поезд и запрыгнуть на площадку последнего вагона.

…Поезд действительно двигался медленно. Мне стало неловко — взрослый человек, скоро диплом, нарядился в старые тряпки и изображаю черт знает что. Васин первым делом ухватился левой рукой за поручень и стал подниматься по ступенькам.

И что я увидел: открылась дверь тамбура и показался самый настоящий белый офицер — в фуражке с кокардой, в мундире, с усиками. Лицо брезгливое.

И вот этот беляк поднимает ногу в сияющем, начищенном сапоге и пинает Васина прямо в небритую физиономию. Бедняга Васин, раскинув руки, с грохотом роняя котелок и винтовку, летит на землю, а поезд набирает ход.

Я подбежал к Васину, помог подняться, а он за глаз держится — видно, крепко ему двинул беляк.

И бестия Макеев тут как тут, улыбается, подлец.

— Ну что, порядок? — зубы скалит, курицын сын. Сунул нам по четвертному и сказал утешительно:

— Хорошо, что тучки набежали, — второго дубля не будет.

И очень поспешно исчез. Затем вся эта киношная орава с шумом и гамом собралась, смотала манатки и исчезла.

Через полчаса около пакгауза остались только мы с Васиным, даже паровоз с вагонами укатил. Снова мы были в своей походной одежде, с рюкзаками, все как прежде, только в кармане у каждого по четвертному да под левым глазом у Васина разгорался «фонарь».

Так что если вы увидите в кино двух бегущих за поездом красноармейцев, то это мы. Первым бежит Васин.

Лион Измайлов

Точно говорю!

— Это еще что, вот один мужик в Сочи свой трамвай имел.

— Как это — свой?

— Я тебе говорю: свой собственный трамвай.

— А где же он его взял?

— Купил, этот трамвай целый день по линии гонял, а деньги за билеты себе брал, представляешь?

— Что ж, трамвай без кондуктора был?

— Даже два кондуктора. Посменно работали.

— Ну да! А как же директор парка на этих кондукторов смотрел?

— А он на них не смотрел. Он их и не видел никогда.

— А как же они оформлены были?

— У этого мужика книжечка была записная. Вот он их там и оформил.

— Значит, кондукторы в две смены работали, а он тоже, наверное, сменщика имел?

— Слушай, не было там никакого сменщика. Мужик этот сидел дома. Они сами ездили, а он им зарплату платил.

— Так, а контролеры в этот трамвай заходили?

— Заходили.

— Ну и что?

— Безбилетников штрафовали.

— И ни слова?

— А он им тоже платил.

— Значит, они тоже в книжечке?

— Нет, они в парке были.

— А где же этот трамвай ремонтировали?

— Там же, в парке. Он рабочим тоже платил.

— А директор как же на это?

— А он ему тоже платил.

— Кто?

— Мужик.

— А ревизия?

— А он и